— Шикните на меня, если я вам надоедаю, девчонки, — доносится с заднего сиденья голос Джейми, — но проговаривание вслух сильно помогает процессам моего креативного мышления. Итак, слушай, Великий Космос. Я хочу стать такой блестящей знаменитостью, чтоб важничать на съемках фильма и говорить примерно так: «Сделайте мне пять фраппуччино и принесите самый лучший, самый пенный, самый пузырящийся» или «Принесите мне мисочку „Эм-энд-эмс", но выньте оттуда все красные. Понимаете, фундаментальная высокотехничная хренология».

Я так глубоко задумалась, что не заметила, как пролетело время пути от Лимерика, и вот Рэйчел уже подруливает к охраняемому въезду в мой жилой комплекс. И тут меня ждет милый домашний сюрприз. Ку-ку.

Перед домом, в который переезжает тот, чье имя навсегда останется неизреченным, припаркованы два автомобиля. Парадная дверь открыта, и высокая гибкая блондинка выкладывает коробки из одного из багажников. Она крайне привлекательна, в стиле длинноногой и глазастой Каролин Бессетт-Кеннеди, жены сына президента Кеннеди, того типа, который создан будто специально для рекламы джинсов «Кельвин Кляйн». Сквозь открытую дверь в холл я мельком бросаю взгляд на того, чье имя навсегда останется неизреченным, направляющегося из дома к коробкам. Все трое в нашей машине внезапно просыпаются.

— По-моему, шансы, что ты ничего не заметила, ничтожны, — отмечает Рэйчел.

— Скотина! — заявляет Джейми. — Эмилия, хочешь, я с ним разберусь? Только кивни, и я его с землей сровняю.

— С землей сровняешь? — хмыкает Рэйчел. — Опомнись, ты не в Чикаго двадцатых годов.

— Проезжай, — хрипло шепчу я, сползая вниз по сиденью в надежде, что меня не заметят. — Просто проезжай мимо.

Рэйчел чуть не угрохала мотор; она проносится мимо на полной скорости и резко тормозит перед моим домом, который стоит буквально через сто метров.

— С тобой все в порядке? — озабоченно спрашивают они, дергая меня за руки.

Я делаю глубокий вход и пытаюсь говорить спокойно и рассудительно.

В конце-то концов, происходящее — не полная неожиданность для меня. Я так долго этого боялась, что теперь, когда все произошло, я странным образом чувствую облегчение.

— Итак, передо мной теперь два выхода: или я поднимаюсь наверх, топлю горе в сансерре и провожу остаток жизни в горьких сожалениях, или смогу принять ситуацию как есть, справиться с ней и жить дальше. Напомните мне поставить будильник на полчаса раньше, чтобы по крайней мере прокатить завтра мимо их дома с аккуратным макияжем и со свежевымытой головой.

— Умничка, — говорит Джейми. — Борись. Она вовсе не красавица. По-моему, хотя я видел ее только мельком, у нее проблемы с кожей.

— Мы вчера вечером уже об этом говорили, — напоминает Рэйчел, — теперь дела могут пойти только лучше.

— Ребята, что бы я без вас делала?

Ну вот. Я вообще не люблю понедельники, но сегодня — это что-то особенное. Я почти не сомкнула глаз, чувствуя себя клубком нервов. Прямо хоть делай татуировку на веках с логотипом «Кельтских тигров» — я столько времени провела в постели, ворочаясь с боку на бок и печенкой чувствуя ужасы наступающего дня.

Мне предстоит совершить два подвига Геракла. Я должна сообщить новое в наших планах для каждого из персонажей: во-первых, Божьей Каре О'Киф, во-вторых — Робу Ричардсу. Я запланировала обе встречи на раннее утро, главным образом потому, чтобы разделаться с этим как можно скорее.

Поняв, наконец, что уже не засну, я встаю с рассветом, бегу в душ, натягиваю единственные отглаженные брюки и модный черный кашемировый свитер и наскоро крашусь.

До вчерашнего вечера, поймите меня правильно, я и не представляла себе, сколько нужно приложить трудов, чтобы просто выйти на работу, но ведь никогда не знаешь, с кем встретишься по пути туда.

Еще не рассвело, когда я вскакиваю в машину и проезжаю через охраняемые ворота.

Не могу не посигналить, пока проезжаю мимо. Да, вот и дом того, чье имя навсегда останется неизреченным, два джипа стоят рядышком во дворе, занавески задернуты, и за ними полная темнота.

Они явно не ранние пташки.

Хорошо.

В такой час на улицах почти нет движения, но, несмотря на мое раннее появление в офисе, там собрались уже почти все. В воздухе витает напряжение, как перед объявлением смертного приговора. Все словно знают, что ожидается кровопролитие, и явились в такую рань, чтобы ничего не пропустить.

— Удачи вам сегодня, Эмилия! — чирикает Сьюзи, наша очаровательная секретарша отдела постановки, пока я прохожу через общий зал в более интимный кабинет для совещаний, который оккупировала со времени своего появления. Я закрываю дверь, глубоко вздыхаю и плюхаюсь в вертящееся кресло. Мне на мобильник приходит сообщение, и от попискивания телефона я подскакиваю, как ужаленная.

Джейми. По пути домой из ночного клуба, скорей всего.

«Сегодня не бери пленных, дорогуша, но в случае крайней необходимости пошли мне сообщение, и я принесу водку».

Я уже собралась ответить ему, но тут дверь распахивается без стука, и входит она; от головы до пят воплощенная Божья Кара — О'Киф. Ровно в семь тридцать; возможно, первый раз в этом сезоне является без опоздания.

Она кукольного роста, с ангельским личиком, с фигурой Кайли Миноуг и таким характером, рядом с которым Джей Ло кажется кроткой овечкой. Ее тактика кристально прозрачна: подлизаться к начальству в меру человеческих сил, применить в наступательных целях свое обаяние и понадеяться, что этого достаточно, чтобы гарантировать себе долгосрочное пребывание в «Кельтских тиграх».

— Эмилия! — восклицает она, посылая мне воздушный поцелуй и звонко брякая на стол передо мной чашку капучино. — Я подумала, что ты, наверно, хочешь выпить кофе, и принесла его тебе. Вот это да! Выглядишь восхитительно! Как ты ухитряешься так великолепно смотреться в столь ранний час?

Я выгляжу совершенно не восхитительно, но это не останавливает ее словесных потоков о моей прическе и макияже, которые затем складываются в панегирик мне как замечательному, по ее мнению, исполнительному продюсеру.

Короче, ее льстивое поведение считалось бы тошнотворным в Лос-Анджелесе, но в Дублине для полноценного рвотного позыва его недостаточно.

— Присаживайся, — приглашаю я, мысленно напоминая себе называть ее по имени — Кара, без прибавления слова «Божья».

— Как скажешь, ты у нас босс — и, позволь сказать, ты безусловно лучший продюсер, с которым я когда-либо работала, Эмилия. Я надеюсь, что ты не собираешься покинуть нас ради блеска Голливуда!

«Прекрати это подхалимство, — шепчет мой внутренний голос, — переходи сразу к делу и покончи с этим. Ах да, и не вздумай пить кофе, он может быть отравлен».

— Кара, я просто хотела поговорить с тобой о сюжетной линии, которую мы предназначаем для твоего персонажа.

— Прекрасно, — отвечает она, видимо, почувствовав некоторое облегчение, что ее не выкидывают с работы. — Ты же меня знаешь, я профессионал до кончиков ногтей. Я рада играть в любом сюжете, каким бы ни было содержание.

— Что ж, это приятно слышать. Хорошо. Как ты знаешь, я провела много напряженных совещаний со сценарным отделом за последние недели, и мне кажется, что мы значительно продвинемся, если уберем гламурные и откровенно сексуальные черты роковой женщины у твоего персонажа, Гленды. Мы решили направить их в совершенно другое русло…

Она смотрит на меня помертвевшим взглядом, а рот ее раскрывается в ужасе, и я моментально представляю, какой прекрасной актрисой она могла бы быть в немом кино. То есть в немых фильмах двадцатых годов, с титрами.

Которые в данном случае гласили бы: «Кинозвезда изображает ужас».

— Вот что происходит, в общих чертах. Гленда окончательно порывает с Себастьяном, сытая по горло его изменами и пренебрежением. Она теряет практически все — дом, машину и жизнь в роскоши. Временами ей приходится туго, но она отказывается взять хоть пенни у семьи или друзей, потому что твердо решила начать самостоятельную жизнь, полагаясь на собственные силы, и не зависеть ни от кого. Она слишком горда, чтобы принять помощь от старых друзей, и они очень скоро отступаются.