— Нет, я, в общем, по личному делу. Не могли бы вы мне посоветовать, как ее найти?

— Оставьте, пожалуйста, сообщение. Мы ей передадим. Она ваш друг?

Какого черта, думаю я. Я ничего не потеряю, если выложу правду.

— На самом деле мне нужно встретиться с ее сыном, Грегом Тэйлором. Мы вместе учились в университете.

— И вы устраиваете встречу выпускников, да?

Обалдеть! Как я раньше не догадалась?

— Да, что-то в этом роде. Вроде того. Полагаю, вы и понятия не имеете, в какой точке земного шара он сейчас находится, правда?

— Скорее всего, он сейчас на севере Дублина, в Рейни.

— Что вы сказали? — В моих представлениях о жизни и работе Грега Тэйлора Рейни вообще никак не фигурировал.

— Да, он доставляет заказы клиентам и сейчас повез туда занавески. Впрочем, он очень скоро вернется. Так что ему передать?

Самые неудобные в наше время места для разговора по мобильнику:

1) общественный туалет;

2) за рулем автомобиля, рядом с которым проезжает дорожный патруль;

3) на ответственном совещании с главой телеканала в разгар обсуждения резкого падения рейтинга «Кельтских тигров» и, что еще более неприятно, заметного снижения доходов от рекламы.

— Вот идет Палач, — шепчет мне Дэйв Брютон, пока мы все вереницей заходим в устрашающего вида конференц-зал на срочное совещание. Вызваны все главы отделов; каждого оторвали от срочных дел. А если я говорю «каждого», то и имею в виду «каждого». Сценаристы, дизайнеры, костюмеры, гримеры — все усаживаются за круглый стол с одинаково ошеломленным выражением: «А что такое случилось?»

Совещание ведет некто Филип Берк, глава телеканала, очень важная персона — фактически начальник моего начальника.

Я никогда раньше его не встречала, хотя слышала о нем как о таком же упрямом и жестком человеке, блаженной памяти Аттила, Бич Божий. Он достаточно молод для такой должности, по моим догадкам — не старше сорока, у него виски с проседью и тот изнуренный бесцветный вид, который отличает всех больших теленачальников уже после пары лет в должности.

Он не красив и не уродлив, он нечто среднее.

Писаный уродец.

Если бы его играл голливудский актер, то это был бы Шон Пенн.

К тому же я с интересом отмечаю, что он холост.

Теперь это входит у меня в привычку: где бы я ни встретила хоть полупривлекательного мужчину, я сразу смотрю ему на руки, чтобы заметить обручальное кольцо. Которого в данном случае не наблюдается. Что ж, разве можно упрекнуть девушку в том, что она хочет иметь выбор?

Филип Берк переходит прямо к делу:

— Итак, ребята. У меня есть плохие новости и новости еще хуже. С чего начать?

Долгое молчание. В конце концов, это откровенно и недвусмысленно. Наконец кто-то осмеливается пискнуть:

— Давайте начнем с плохих.

Филип Берк берет в руки компьютерные распечатки рейтингов.

— Серия «Кельтских тигров», показанная в прошлый субботний вечер, привлекла внимание менее чем четырехсот тысяч зрителей, за прошлый месяц это общая потеря целых тридцати процентов по рейтингу Нильсена. Ясно, что эта тенденция в целом неприемлема и следовать ей далее недопустимо. Есть какие-нибудь соображения по поводу причин происходящего?

Шерон Квинн, глава отдела маркетинга, пищит с места:

— Знаете, Филип, в последнее время мы наблюдаем множество фундаментальных демографических изменений в нашей аудитории и…

— И вместе с этим полную убогость самого сериала, верно? — вмешивается он.

Все удивленно переглядываются. Мы не привыкли к таким резким оценкам.

— Прошу прощения, — продолжает Филип Берк, не повышая голоса и потому еще более внушительно. — Но, за исключением «Богородичной молитвы» и повторного показа «Домика в прерии», эта программа ниже всех по рейтингу. Хоть кто-нибудь из вас смотрел субботнюю передачу? Один персонаж выходит из комы и через полчаса уже помолвлен с сестрой-близнецом своей бывшей жены! Вы что, совсем потеряли связь с реальностью?

О боже, как он ужасен…

— Извините меня, Филип, — защищается Шерон, — я согласна, что некоторые сюжетные линии несколько надуманны, но необходимо признать, что это в духе мыльной оперы. Это, возможно, единственный жанр, где персонаж выходит из душа, а мы показываем, что последние несколько лет пронеслись для него как сон. Всякий спектакль стоит на грани невероятного.

— Плохой аргумент, — говорит Филип. — Кто из вас Эмилия Локвуд?

Я робко поднимаю руку.

— А, вот вы где, — говорит он, словно раньше меня не заметил. — Я, конечно, знаю, что вы нянчитесь с сериалом, пока не вернется Джейн Лаулер, но как исполнительный продюсер — о чем вы вообще думаете?

Филип Берк рассматривает меня, как букашку под микроскопом, и у меня мелькает мысль, что он удачно подошел бы на место грозного начальника в каком-нибудь реалити-шоу типа «Подмастерье». Он смахивает на Дональда Трампа, хозяина этого шоу; я почти жду, что он покрутится в своем кожаном кресле и объявит: «Вы уволены».

Мне нужно вести себя очень осторожно, потому что, во-первых, я новичок в этой команде и почти уверена, что остальные сидящие за столом думают о том же самом, и во-вторых, сюжетные линии были разработаны за полгода до того, как меня перевели, так что я просто унаследовала всю эту бодягу типа «Я ваша давно потерянная сестра-близнец», которую показывают теперь; но, самое важное, — я полностью согласна с Филипом Берком. И он еще не знает, что дальше будет хуже. Вчера вечером я перечитывала сценарии на месяц вперед и содрогалась над еще одним «мощным» сюжетным ходом, который вводит персонажа, уверенного, что он наблюдал НЛО, хотя оказывается, что это были вечерние огни кинотеатра «Мультиплекс».

Я рыдала от смеха над этими страницами.

— Хорошо, Филип, — осторожно говорю я, — я предлагаю вернуться к изначальным принципам. Развлекать публику. По моему мнению, этот фильм должен быть драматичным, но не до нелепости, забавным, но не до степени комедии положений, и… как бы это выразиться… более приемлемым для зрителя.

Теперь все глядят на меня.

Да, все как один.

И не просто глядят, но хранят гробовое молчание. В конце концов, я у них не так долго в команде, и они наверняка совершенно справедливо спрашивают себя: это что еще за выскочка?

— Продолжайте, — нетерпеливо говорит Филип.

Теперь у меня два пути. Путь А: я делаю все, что положено исполнительному продюсеру, сижу тише воды ниже травы, слежу, чтобы сериал не превышал бюджет, и одновременно пытаюсь обуздать Кару О'Киф в ее попытках свести всех с ума.

Ах да… и постараюсь больше не напиваться на вечеринках с актерами. И тогда, если повезет, меня переведут обратно в родные пенаты, в отдел новостей, пока не поздно, и я опять начну изобретать новые способы заставить министров попотеть.

Путь Б: я сделаю что-то путное. Конечно, я здесь только временно, но у меня есть две-три идеи. Мы всегда так делали в новостях: собирались за общим столом и устраивали мозговой штурм. Я к этому привыкла, могу применить и здесь. И кроме того, мне было о чем подумать, с тех пор как меня взяли в «Кельтские тигры».

Мне абсолютно нечего терять.

Ну, кроме работы.

Прекрасно, настало время объясниться.

— Так вот, будь моя воля, я бы сделала так: во-первых, ввела бы более реалистичные сюжетные линии. Сдвинула бы «Кельтских тигров» от откровенного мыла ближе к настоящей драме. Помните «Эльдорадо» на Би-би-си?

За столом дружно кивают.

— Он провалился, потому что зрители не хотели после тяжелого трудового дня созерцать сладкую жизнь в солнечной Марбелье на Коста-дель-Соль. Основной закон телевидения — знать свою аудиторию. Мы должны отражать то, что сейчас происходит в обществе. Успешный фильм — это отчасти мыльная опера, отчасти серьезная драма и отчасти легкая комедия. Мы должны опираться на все три жанра, иначе никуда не продвинемся. И нам очень помогли бы актеры, которые действительно умеют играть.