Да, конечно, этот пункт я сразу мысленно отмечаю галочкой.

Я ведь пригласила Филипа Берка, разве не так?

Когда класс затихает и Ира ободряюще напутствует нас: «Отправляйтесь за результатом!», Мэгз подходит ко мне и заключает в дружеские объятия.

— Слушай, я узнала, что тебя номинировали на крутую телепремию, и просто хотела поздравить.

— Спасибо, я, конечно, нервничаю, но жду с нетерпением. Вот это должно быть зрелище!

— Да, — смеется она. — Филип тоже так сказал.

— И он рассказал тебе, что я попросила его быть моим спутником?

Я пытаюсь казаться спокойной. В конце концов, для чего все эти занятия?

— Да, рассказал. Дай ему шанс, Эмилия, вот и все, что я скажу.

— Ну разумеется.

Я пытаюсь говорить невозмутимо и уверенно об ужасной перспективе провести с ним вечер, но про себя думаю: «Я ввязалась в это только потому, что Ира велела расширять сферу охвата».

— По-моему, ты ему нравишься.

— Правда?

Я готова сказать: «Что-что? Как-как?», но вместо этого вежливо улыбаюсь.

— Правда. Слушай, я знаю, что он может быть таким… ну, холодным, но просто помни, если почувствуешь неловкость, что за всеми этими… ну, ляпсусами, которые он иногда допускает, надо разглядеть доброе сердце. Думай о нем как о неограненном алмазе. Да, конечно, над ним еще надо поработать и отшлифовать, но оно того стоит. А потом мы можем встретиться где-нибудь вчетвером, со мной и с Дамьеном. Разве это не мило?

Когда я вернулась домой, меня ждал весьма неприятный сюрприз. Я вошла в подъезд, забрала почту и села в лифт, мечтая о (в произвольном порядке) горячей пенной ванне и бокальчике охлажденного сансерре.

Двери лифта разъехались, и на площадке я увидела его.

Того, чье имя навсегда останется неизреченным.

Он сидел на полу напротив двери в мою квартиру, и перед ним лежал огромный букет лилий-звездочетов.

Ой, мамочки, помогите…

Он вскакивает на ноги, как только замечает меня, а я стараюсь держать себя в руках.

«Спокойствие, — говорю я себе. — Не нервничай и поскорее отделайся от него».

— Привет, Эмилия, — говорит он, протягивая цветы. — Поздравляю тебя. Я дарю их в знак восхищения, что тебя номинировали на престижную теленаграду.

Я гляжу на него, не собираясь принимать цветы:

— Ты должен это прекратить.

— Что прекратить?

— Пытаться подружиться со мной. Приходить сюда. Подстерегать меня возле дома. Приносить цветы и все такое прочее. Этого делать нельзя. Извини, если это прозвучит грубо, но я не твой друг, не набивалась в друзья и никогда не буду.

— Я вообще-то надеялся, что мы сможем поговорить.

— О чем? О брачных планах? О свадебных приготовлениях? Тебе останется только пригласить меня на мальчишник.

— Нет, вовсе нет. Я просто думал, что мы можем поговорить кое о чем.

Я не отвечаю, просто роюсь в сумочке в поисках ключей.

— Поппи хочет отдохнуть, — выпаливает он.

— Что?

Я не ослышалась?

Одна половинка меня хочет войти в квартиру и хлопнуть дверью у него перед носом, а вторая умирает от желания услышать продолжение.

Естественно, любопытная половинка побеждает.

Я вопрошающе гляжу на него, и он воспринимает это как сигнал продолжать.

— Она сказала, что ей нужно время, что мы слишком поспешили со всеми этими свадебными хлопотами. И еще проблема разницы в возрасте. В половине случаев я даже не понимаю, о чем она говорит с подружками, и они смотрят на меня как на дряхлого дедушку. Ее лучшая подруга постоянно названивает мне из ночных клубов в пять утра, чтобы я подвез их домой, словно я круглосуточное такси по вызову…

Я была права, думаю я. Похоже, что начинает сказываться разница в возрасте, и у них начались проблемы…

Отвратительно…

— Эмилия, я могу тебе сказать, потому что ты меня поймешь. Ты меня очень хорошо знаешь, может быть, лучше, чем кто-либо другой. — Затем он оглядывается в замешательстве. — Послушай, нельзя ли зайти к тебе хоть на пару минут? Я совсем не хочу обсуждать это в подъезде.

— Ничего страшного, говори в подъезде. Говори, что ты хочешь сказать, и оставь меня в покое. Я устала, злюсь и начинаю думать, что уже достаточно выслушала.

Он глядит на меня, понимает, что я непреклонна, и продолжает:

— Мне нелегко это говорить, но за последние несколько недель я понял, что совершил большую ошибку, когда расстался с тобой. Ты хотела от меня обязательств, и в то время я был к этому не готов, но опыт с Поппи на многое открыл мне глаза.

Он выдерживает долгую эффектную паузу.

— Эмилия, я понял, что выбрал не ту женщину и упустил нужную.

Впервые в жизни я не ломаю голову над острым словцом ему в ответ. Из-за него я пережила такие муки, боль и отчаяние, а теперь он говорит: ну извини, я ошибся, давай все забудем, и, кстати, не примешь ли меня обратно?

Внезапно последние несколько месяцев проносятся у меня перед глазами… все мои бывшие, за которыми я так усердно гонялась в надежде научиться чему-то полезному, что пригодится, когда я встречу единственного.

Я могу перенести, что ни одна из моих предыдущих связей не сработала.

Я могу перенести тот печальный факт, что двадцатилетнюю историю моих любовных связей можно обобщить в трех кратких словах: провал и крушение.

Я признаю, что делала в прошлом дурной выбор.

Я не могу перенести того, что происходит сейчас. В чем бы я ни поступала неверно, я до сих пор не избавилась от своих ошибок, потому что эта скотина у меня под дверью на полном серьезе ждет, что я приму его обратно с распростертыми объятиями. Если быть до конца честной — да, было такое время после нашего разрыва, когда я, наверное, приняла бы его обратно, несмотря ни на что, но не сейчас. После всего, через что он заставил меня пройти. Может быть, я глубоко заблуждаюсь, но не могу не чувствовать, что заслужила нечто лучшее. Что угодно будет лучше этого…

— Эмилия?

— Что?

— Ты опять витаешь где-то в облаках. Ты слышала, что я только что сказал?

— Нет, я постаралась отключиться.

— Я просил прощения за свои грубые ошибки. Я не знал, что ты для меня значишь, пока не потерял тебя. Думаю, ты особенная.

— Как пиво «Гиннесс», — бормочу я, вытаскивая ключи и открывая входную дверь.

С меня достаточно. Совершенно достаточно.

Он уныло глядит на меня, пока я поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь.

— Ты меня не пригласишь? Ты уверена, что у нас не получится разговор за бутылочкой твоего любимого сансерре? Поппи уехала сегодня с подружками, а я не хочу оставаться один. Пожалуйста, Эмилия, позволь мне войти, в память о прошлом. Я соскучился по тебе, и если ты будешь честной, то признаешь, что и ты по мне соскучилась.

Он хватает меня за руку и придвигается ближе.

— Не сердись, милая, впусти меня. Ты же сама этого хочешь.

Ну что ж, он сам напросился.

Я поворачиваюсь к нему, кипя от ярости из-за его невообразимой наглости:

— Я рада, что не расплакалась, потому что терпеть не могу, когда слова теряются в эмоциях. Глупо с твоей стороны шататься у меня под дверью, если твоя нареченная раскаялась в своем выборе. Я не запасной вариант и не утешительный приз. Ты понял?

Он глядит на меня умоляющими щенячьими глазами, но благоразумно не раскрывает рта.

— И еще одно, к твоему сведению, — добавляю я, не в состоянии удержаться.

— А? — он глядит на меня с надеждой и испугом.

— Когда женщина говорит, что хочет отдохнуть — позволь мне перевести — это значит, что она хочет отдохнуть именно от тебя.

Я вхожу в квартиру, падаю на диван и заливаюсь злыми горькими слезами.

Как всегда, Джейми возвращает на мое лицо улыбку. Я звоню ему с работы на следующий день, желая излить накопившееся.

— Привет, милая! — бурчит он, похоже, изнемогая от похмелья и желания посплетничать. — Какие новости из страны дураков?