— Отлично. Сейчас я все объясню, — говорит она, появляясь с пятью разными предметами туалета, переброшенными на руку. Ни в один из них я не влезу даже под угрозой расстрела. — Существует два основных женских типа. Тип бикини и тип закрытого купальника. Ты — классический пример боди-бикини, поддержанный изнутри закрытым купальником по двадцать пять евро за пару от «Маркс и Спенсер» с саронгом в комплекте. Я всегда говорю клиентам, что среднего возраста официально достигаешь тогда, когда обнаруживаешь, что бродишь по женскому отделу малых размеров и говоришь: «Поглядите-ка — какие милые свободные брючки».

— Рэйчел, ты уже пьяная. Теперь тебя даже через переводчика не поймешь.

— Нет-нет, послушай, — бормочет она. — Взгляни на себя. Фантастическая фигура. У тебя тело — как у римского атлета. Почему ты напяливаешь на себя старушечьи тряпки? Есть женщины, которые выкладывают бешеные суммы на косметическую хирургию, чтобы добиться такой фигуры, как у тебя, а что ты с ней делаешь? Носишь свитера мешком и джинсы, и это тебе абсолютно не идет.

Она права. Я — ходячий кошмар стилиста, мое имя никогда не появится в списке «самых элегантных». Николь Кидман, Кейт Бланшетт, Хилари Суонк и прочие никогда не потеряют из-за меня сон и аппетит.

— Это все из-за работы, — слабо защищаюсь я, — на телевидении никто не наряжается. Наша контора носит такой ширпотреб, что, если я приду вся намарафеченная, они, наверно, вызовут охрану. А на утренних съемках девяносто процентов времени так холодно, что мне все равно, как я выгляжу. Мне просто хочется согреться. Удобство для меня всегда выше моды.

— Эмилия, послушай меня. Ты считаешь, что я думаю, будто твои курсы — одна большая куча конского навоза.

— Да, я смутно догадывалась, каково твое мнение.

— Но есть одна вещь, которую я могу для тебя сделать. Оградить тебя от твоего прирожденного стремления одеваться, как эстонская бортпроводница.

— Огромное спасибо, я просто буду оставлять чувство собственного достоинства за дверью, когда иду гулять…

— Заткнись и надень вот это, — она сует мне нечто, для меня выглядящее как наряд из кабаре «Мулен Руж». Черный узкий корсет с двумя лямочками в красную полоску и облегающий кожаный жакет. А к ним прилагается, если это конечно не в шутку, черная замшевая мини-юбочка. В таком прикиде, мелькает у меня в голове, я буду выглядеть, как гвоздь автошоу «Тачку на прокачку».

— Ты что, шутишь? — я разражаюсь смехом, высунув голову в салон из примерочной.

— А что такого?

— Слушай меня внимательно. Во-первых: я не певица Бейонс Ноулз и не выступаю сегодня вечером на подмостках кабаре. Во-вторых: я не собираюсь заниматься индивидуальным предпринимательством на панели. В-третьих: тебе ничего не говорит выражение «ворона в павлиньих перьях»?

— Просто примерь, я большего не прошу, — медовым голосом отзывается Рэйчел, исчезая на лестнице, ведущей наверх, в зал распродаж. — Магазин пустой, кроме меня, никто тебя не видит.

Через минуту она возникает снова, размахивая бутылкой «Вдовы Клико».

— Когда закончишь, тебя ждет стаканчик шипучки.

— Ладно, ладно, — неохотно соглашаюсь я, — но только потому, что ты меня напоила. И если здесь ведет запись камера наблюдения, я тебя убью.

Две минуты спустя я выхожу из примерочной в шоковом состоянии. Рэйчел абсолютно права, наряд действительно подошел. К моему удивлению, я не чувствую себя ни смешной, ни вульгарной, ни старой теткой. Это удобно, привлекательно и…

— Вау!!! — выкрикивает Рэйчел, обходя меня кругом. — Боже мой, как я обожаю свою работу! Я думала — будет неплохо, но, детка, ты только погляди!! Скарлетт Йоханссон отдыхает!

— Ох, Рэйч, я в восторге! Никогда не думала, что скажу такое, но ты заслуживаешь почетной грамоты как единственная женщина, уговорившая меня вернуться к мини-юбке впервые за десять лет. Мне все равно, сколько это стоит. Беру.

Она наполняет шампанским два огромных бокала и один протягивает мне:

— За счет заведения.

Этот широкий жест искупает все ее прежние возражения против моих курсов.

Да, Рэйчел такая. Только что вы служили мишенью ее острот и шпилек, хорохорились и петушились, лишь бы не потерять при ней лица, как вдруг она ошеломляет вас своим великодушием, и вы расстаетесь со слезами на глазах.

Наверное, каждому в жизни встретилась хотя бы одна Рэйчел. Я уже говорила: с ней я чувствую себя так, будто попала в отель «Алгонкин» в Нью-Йорке двадцатых годов и, одетая в прямое платье и шляпку колоколом, курю сигареты с мундштуком и попиваю мартини в порочном кружке Дороти Паркер.

— Нет-нет, что ты, я не могу принять такой подарок, это слишком…

— Если уж ты решила пройти эти долбаные курсы, так хотя бы оденешься прилично.

— Ой, Рэйчел…

— И слышать ничего не хочу. Можешь считать это преждевременным подарком на день рождения, но запомни мои слова: если тебе действительно нужен муж и если ты в таком виде его не зацапаешь, тогда зачем он вообще нужен?

Я делаю круг по салону, легкая, как воздушный шарик, с головокружением от шампанского, чувствуя себя стильной, модной и — других слов не подобрать — молодой.

— Будь осторожна со своими желаниями, Эмилия. Это все, о чем я прошу.

Разыскать Грега Тэйлора, или человека-свинью, как прозвал его Джейми («он же не совсем свинья, но и не совсем человек»), оказалось гораздо проще, чем я ожидала. В первую очередь я обязана этим Дублину. Это величайшая в мире деревня. Если вы чихнули в автобусе в районе Дэлки, по прибытии в парк Стивенз-Грин кто-нибудь обязательно поинтересуется, где вы подцепили эту жуткую пневмонию.

Все всех знают. Хорошо это или плохо — зависит от вашей точки зрения. Как выражается Рэйчел, Дублин расползается во все четыре стороны, как на дрожжах, превращаясь в гигантский мегаполис, если вы настойчиво ищете встречи с кем-то конкретным, но немедленно сжимается до размера пятицентовой монеты, если вы от кого-то прячетесь.

Итак, я должна изложить небольшую предысторию. Мать Грега, надо отметить, в дни нашего с ним знакомства была очень успешной предпринимательницей. В середине восьмидесятых, когда везде царил спад и людей направо и налево увольняли по сокращению штатов, его отец тоже потерял работу и никак не мог найти другую. Тогда его матушка взяла инициативу в свои руки и открыла высокоприбыльный бизнес по дизайну интерьеров — студию Тери Тэйлор.

Пока ирландская экономика накрывалась глубоким медным, так сказать, тазом — в восьмидесятые годы Ирландия была отнюдь не райским местечком, — Тери обустраивала салоны «роллс-ройсов» арабских шейхов и обставляла пентхаусы в пятизвездных отелях, не жалея расходов. Она постоянно появлялась в глянцевых журналах с советами в духе того, каким должен быть цвет абажура в гостиной, ориентированной на север, или почему персиковый комплект сантехники с соответствующим кафелем в тон ни за что не устареет. Помните, это было время, когда обшивать комнату деревянными панелями считалось верхом утонченности, а рулончики туалетной бумаги накрывали куколками в оборках и кринолинах.

Тери также заслужила звание первого дизайнера, начавшего внедрять в Ирландии фэн-шуй, и с начала девяностых развернула обширную рекламную кампанию, предлагая услуги по перестановке мебели с эффектом высвобождения скованной энергии и преображения жизни клиента.

Или, по крайней мере, так предполагалось в теории.

Я так и слышу насмешки Джейми по этому поводу: «И если я уберу телевизор из юго-западного угла — угла родственных связей, — то найду свою истинную любовь? И так она сделала состояние? В сущности, чужое одиночество — это поле ее деятельности».

И вот утром в понедельник, пытаясь прийти в себя после субботних возлияний, спозаранку и на свежую голову я появляюсь на рабочем месте с чашкой кофе в руке и с удовольствием обнаруживаю, что все остальные уже сбежали из офиса в столовую на утренний чай для актеров и остального персонала.