— Знаю, тебе будет непросто, но есть вещи, которые тебе необходимо знать.
В центре круга видения воздух вдруг задрожал и стал вращаться, создавая тонкую белую дымку. Твайла, Арелия и Эмма не прекращали петь, их голоса звучали все громче и громче. Дымка следовала за их голосами, набирая скорость, становясь плотнее и поднимаясь все выше, словно смерч. Твайла вдруг резко вдохнула, как будто это был ее последний вдох, и на секунду я испугался, что она возьмет и свалится замертво.
Она внезапно выпрямилась и села с прямой, как доска, спиной, глаза закатились, челюсть отвисла. Линк отошел на безопасное расстояние, а Лив бросилась Твайле на помощь, но Эмма схватила ее за руку, не дав дотронуться до некромантки.
Твайла выдохнула, и из ее губ в середину круга просочилась белая дымка. Постепенно туман стал вытягиваться вверх и, постоянно двигаясь, принимать форму человеческого тела. Из-под белого платья показались босые ноги, а потом тело заполнило платье, как воздух — воздушный шарик.
Из тумана возникал призрак. Постепенно проступили очертания тела, изящной шеи, и наконец я увидел его лицо.
Ее лицо.
Лицо моей мамы.
Ее эфемерная фигура светилась, как и у тех призраков, которых мы видели в «Изгнании». Но если не считать свечения, она была в точности похожа на мою маму. То есть не просто похожа, это и была моя мама. Она заговорила до боли знакомым, нежным, мелодичным голосом:
— Итан, милый, я так ждала тебя!
Я уставился на нее, потеряв дар речи. После смерти она часто снилась мне, я смотрел на ее фотографии, вспоминал о ней — но никогда она не была такой настоящей, как сейчас.
— Мне столько нужно тебе рассказать, но о многом говорить нельзя. Я пыталась помочь тебе, посылала тебе песни…
Она посылала мне песни. Песни, которые слышали только мы с Леной. Семнадцать лун — Песня предречения.
— Так это была ты, — с трудом выговорил я изменившимся до неузнаваемости голосом.
— Да, ведь я нужна тебе, — улыбнулась она. — А теперь ты нужен ему, а он — тебе.
— Кто? Папа? — спросил я и тут же понял, что она говорит не о моем отце.
Она говорила о другом мужчине, который так много значил для нас обоих — о Мэконе. Значит, она не знает, что он умер!
— Ты имеешь в виду Мэкона? — переспросил я.
Ее глаза радостно заблестели. Я должен сказать ей. Если бы с Леной что-то случилось, я бы хотел, чтобы кто-то сообщил мне об этом. Даже если бы все изменилось еще сильнее.
— Мэкона больше нет, мам. Он умер несколько месяцев назад. Он не сможет помочь мне.
Ее фигура мерцала в лунном свете. Мама была такой же красивой, как и в тот день, когда в последний раз вышла на крыльцо под проливным дождем и обняла меня на прощание, провожая в школу.
— Послушай меня, Итан! Теперь он с тобой. Только ты можешь освободить его!
Фигура начала таять, я потянулся к ней, чтобы обнять, но руки прошли сквозь воздух.
— Объявляющая судьбу луна призвана, — прошептала мама, исчезая в ночи. — Если Тьма победит, семнадцатая луна станет последней.
Ее уже почти не было видно. Дымка медленно вращалась в центре круга, а голос продолжал:
— Поторопись, Итан! У тебя мало времени, но ты сможешь. Я верю в тебя, — улыбнулась она, а я попытался напоследок запомнить выражение ее лица.
— А если я не успею?
— Я пыталась защитить тебя от всего этого, — донесся до меня ее голос из белой дымки, и внутри все сжалось. — Следовало догадаться, что у меня ничего не выйдет. Ты всегда был особенным ребенком. Солнышко мое, я буду думать о тебе! Я люблю…
Голос затих, так и не договорив.
Мама была здесь.
Несколько минут я видел ее улыбку и слушал ее голос.
А теперь она ушла.
Я снова потерял ее.
— Я тоже люблю тебя, мам.
6.19
ШРАМЫ
— Мне нужно тебе кое-что сказать. — Эмма нервно потерла ладони. — Насчет шестнадцатой луны, той самой ночи…
Я не сразу понял, что она обращается ко мне. Я не мог отвести взгляда от круга, в центре которого всего мгновение назад стояла моя мама. Я действительно видел ее, а не смутно ощущал ее присутствие в зашифрованных в книгах посланиях или таинственных песнях.
— Скажи мальчику правду!
— Подожди, Твайла. — Арелия попыталась успокоить сестру, накрыв ее ладонь своей.
— Ложь! Ложь — место, откуда появляется Тьма! Скажи ему. Скажи прямо сейчас.
— Вы о чем? — очнувшись, спросил я, глядя то на Твайлу, то на Арелию.
Эмма бросила взгляд на женщин, в ответ Твайла лишь встряхнула своими косичками.
— Слушай меня внимательно, Итан Уот, — дрожащим, срывающимся голосом начала Эмма. — Ты не упал со склепа. По крайней мере не просто упал, как мы тебе сказали.
— Что?!
Бред какой-то! Почему она завела разговор о дне рождения Лены сейчас, когда я только что пообщался с духом моей матери?
— Ты не упал, понимаешь? — повторила она.
— Эмма, ты о чем? Конечно, упал! И очнулся на земле, лежа на спине.
— Ты не упал. Мать Лены, Сэрафина, зарезала тебя, — отчеканила Эмма, глядя мне в глаза. — Она убила тебя. Ты умер, а мы вернули тебя обратно.
«Она убила тебя».
Я повторял эту фразу про себя снова и снова, пока кусочки мозаики вдруг не сошлись в единое целое. Казалось, не я пытаюсь осознать, что случилось, а осознание само давит на меня: сон, который был не сном, а воспоминанием о том, что значит не дышать, не думать, не видеть, ничего не чувствовать… Грязь и языки пламени, лижущие мое тело, из которого медленно вытекает жизнь…
— Итан! — встряхнула меня Эмма. — Ты в порядке?
Ее голос доносился издалека, так же, как и той ночью, когда я, мертвый, лежал на земле. А мог бы оказаться и под землей, как мама и Мэкон.
Запросто.
— Итан! — Линк потряс меня за плечо.
Меня переполнял поток неконтролируемых ощущений, о которых мне не хотелось вспоминать. Привкус крови во рту, шум в ушах…
— Он теряет сознание! — крикнула Лив, поддерживая меня.
Боль, оглушительный шум и что-то еще… Голоса. Фигуры. Люди.
Я действительно умер.
Задрав футболку, я дотронулся до рассекающего живот шрама. Значит, Сэрафина действительно ударила меня ножом, это был не сон! Сейчас шрам не доставлял мне неудобств, но он всегда будет напоминать о той ночи, когда я умер. Я вспомнил, в какой ужас пришла Лена, когда я показал ей шрам.
— Ничего не изменилось. Ты остался таким же, каким был, а Лена все так же любит тебя. Ты остался с нами благодаря ее любви, — мягко проговорила Арелия, понимая, что со мной происходит.
Я открыл глаза, головокружение почти прекратилось, я медленно приходил в себя. В голове роились бесчисленные мысли. Даже сейчас я не понимал, что произошло.
— Что вы имеете в виду — «благодаря ее любви»?
— Лена вернула тебя, — едва слышно прошептала Эмма. — А мы с твоей мамой помогли ей.
До меня не доходил смысл того, что она сказала, и я попытался повторить эти слова про себя. Лена и Эмма вернули меня из мертвых. Они скрывали это от меня. Я потер шрам, чтобы убедиться, что он на месте.
— С каких это пор Лена умеет воскрешать мертвецов? Если бы она умела, она бы давно воскресила Мэкона!
— Она сделала это не сама, — испуганно посмотрела на меня Эмма. — Она произнесла заклинание связывания из «Книги лун». Оно связывает смерть с жизнью.
Лена воспользовалась заклинанием из «Книги лун»!
Книги, которая обрекла Женевьеву и всю семью Лены на проклятие! Книги, из-за которой все потомки Женевьевы в день своего шестнадцатилетия объявляются светлыми или темными. Книги, благодаря которой Женевьеве удалось вернуть Итана Картера Уота к жизни всего на одну секунду — и за эту секунду она была обречена расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
Это невозможно! Мысли ускользали, я не мог справиться с собой и плохо понимал, что происходит.
Женевьева. Лена. Цена.
— Как ты могла? — Я отшатнулся, пытаясь отползти подальше от круга видения.