— А что хранится у тебя на чердаке?
— Да ничего особенного: новогодние игрушки, чертежи дома, старые бумаги твоей мамы.
Лив наступила мне на ногу под столом, мы с ней подумали об одном и том же: почему эти бумаги не в архиве? Линк так быстро уничтожал печенье, что тетя Кэролайн не успевала ему подкладывать.
— А что за бумаги? — спросил я.
— Не знаю, правда. Примерно за месяц до смерти твоя мама спросила, нельзя ли ей оставить на чердаке несколько коробок с бумагами. Ты же знаешь, сколько их у нее было!
— А можно мне взглянуть? — спросил я, пытаясь сделать вид, что мне это все совершенно неважно. — Я на лето устроился работать в библиотеку к тете Мэриан, возможно, они ее заинтересуют.
— Конечно, будь как дома! Но там все вверх дном перевернуто. — Тетя Кэролайн встала убрать со стола пустое блюдо. — Мне нужно сделать еще несколько звонков и заполнить отчет для полиции. Если понадоблюсь — буду внизу.
Тетя Кэролайн не преувеличила: чердак действительно перевернули вверх дном, весь пол был завален одеждой и бумагами. Кто-то вытряхнул все из коробок в одну большую кучу. Лив наклонилась к лежащим чуть поодаль бумагам.
— Какого черта…
Линк осекся и смущенно посмотрел на тетю Дель.
— Э-э-э, в смысле: как мы тут что-нибудь найдем? Мы ведь даже не знаем, что ищем! — пожаловался он, пнув пустую коробку.
— Что-то принадлежавшее маме. Они явно искали здесь что-то конкретное.
Мы поделили площадь на участки. Тетя Дель взяла в руки шляпную коробку, в которой лежали гильзы и пули времен Гражданской войны, и задумчиво сказала:
— Когда-то здесь лежала очень красивая шляпка.
Я взял мамин школьный дневник и путеводитель по полю битвы при Геттисберге. Путеводитель оказался куда более потрепанный, чем дневник, — в этом вся моя мама.
— По-моему, я что-то нашла, — крикнула Лив, склонившись над грудой бумаг. — Видимо, они принадлежали твоей маме, но тут ничего особенного — старые рисунки поместья Равенвудов и заметки по истории Гэтлина.
Все, где упоминается Равенвуд, — уже что-то. Я взял у Лив бумаги и пролистал их. Реестры Гэтлина времен Гражданской войны, пожелтевшие рисунки поместья Равенвудов и других старых зданий — Историческое общество, старая пожарная каланча и даже наш дом, поместье Уотов, ничего особенного.
— Кис-кис-кис, а ну-ка иди сюда! Смотрите, я нашел подружку для Люсиль!
Линк поднял с пола произведение искусства южных таксидермистов, но когда до него дошло, что он держит в руках чучело с выеденным молью мехом, отшвырнул его.
— Фу! Какая гадость!
— Это все не то. Они искали что-то другое, не реестры Гражданской войны!
— А может, они нашли то, что искали, — предположила Лив.
— Есть только один способ узнать. — Я многозначительно посмотрел на тетю Дель.
Через несколько минут мы уселись на пол со скрещенными ногами, словно в походе вокруг костра или на спиритическом сеансе.
— Не уверена, что это хорошая идея.
— А как нам еще узнать, кто здесь был и что они искали?
— Что ж, хорошо, — с неохотой кивнула тетя Дель. — Помните: если будет тошнить, опустите голову между коленок. А теперь возьмитесь за руки.
— О чем это она? — недоуменно посмотрел на меня Линк. — С чего нас вдруг будет тошнить?
Я взял Лив за руку, замыкая наш маленький круг, и почувствовал ее мягкую, теплую ладошку в своей. Не успел я подумать о том, как это приятно, как у меня перед глазами замелькал калейдоскоп образов…
Они сменяли друг друга, открываясь и закрываясь, будто двери. Каждый образ был связан со следующим, как домино или картинки в детских книжках.
Лена, Ридли и Джон на чердаке, вытряхивают содержимое всех коробок…
«Оно должно быть здесь. Продолжайте искать». Джон вываливает на пол старые книги.
«Откуда ты знаешь?» Лена лезет в другую коробку, ее рука покрыта черными узорами.
«Она знала, как найти туда дорогу без звезды».
Открывается новая дверь. Тетя Кэролайн переставляет коробки на чердаке. Она опускается на колени у одной коробки, достает оттуда старое фото моей мамы, проводит по нему рукой и рыдает.
Следующая дверь: моя мама. Волосы распущены и удерживаются очками для чтения в красной пластиковой оправе. Я вижу ее так отчетливо, как будто она стоит прямо передо мной. Она с бешеной скоростью что-то пишет в потертом кожаном дневнике, вырывает страницу, складывает, убирает в конверт, черкает на нем что-то и кладет между последними страницами дневника. Потом отодвигает старый сундук, снимает со стены панель, оглядывается, словно чувствует, что за нею следят, и опускает блокнот в щель.
Тетя Дель отпустила мою руку.
— Твою мать!
Линку было не до демонстрации хороших манер перед пожилой дамой. Он весь позеленел и немедленно сунул голову между коленей, как при аварийной посадке самолета. В таком состоянии я его видел только на следующей день после вечеринки у Саванны Сноу, где он на спор выпил целую бутылку мятной водки неизвестной даты изготовления.
— Прошу прощения. Я знаю, после путешествия нелегко прийти в себя. Для первого раза ты держишься молодцом, — подбодрила его тетушка Дель.
У меня не было времени переварить все, что я увидел. Поэтому я сосредоточился на одной фразе: «Она знала, как найти туда дорогу без звезды».
Джон говорил о Великом барьере. Он думал, моей маме что-то об этом известно, что она могла оставить записи в дневнике. Лив, видимо, подумала о том же, потому что мы с ней одновременно схватились за старый сундук.
— Осторожней, он тяжелый, — предупредил я, берясь за край.
Сундук казался набитым кирпичами. Лив бросилась к стене, пытаясь снять панель, я засунул руку в образовавшееся отверстие, дотронулся до потертой кожаной обложки и вытащил дневник. Когда-то его держала в руках моя мама, подумал я, листая пожелтевшие страницы. На конверте аккуратным маминым почерком было написано: «Мэкону».
Я вскрыл конверт и развернул сложенный вдвое листок.
Если ты читаешь это письмо, значит, мне не удалось добраться до тебя вовремя и рассказать все самой. Все гораздо хуже, чем мы думали. Возможно, сейчас уже поздно. Но если есть хоть один-единственный шанс, то никто, кроме тебя, не сможет спасти нас, и тогда наши самые ужасные опасения станут реальностью.
Абрахам жив. Все это время он скрывался. К тому же он не один. С ним — Сэрафина, его не менее преданная ученица, чем твой отец.
Ты должен остановить их, пока это еще возможно, у нас мало времени.
Л. Д.
Я еще раз пробежался взглядом по письму и обратил внимание на подпись. «Л. Д». Лила Джейн. Потом я заметил еще кое-что — дату, и меня словно под дых ударили: 21 марта! Ровно за месяц до несчастного случая!
До того, как маму убили.
Лив отошла в сторону, чтобы не мешать. Она видела, что письмо очень личное, что чтение причиняет мне боль. Я перелистал дневник в поисках хоть каких-то подсказок. На одной странице было изображено генеалогическое древо семьи Равенвуд. Я видел его и раньше в архиве, но мамин вариант отличался: некоторые имена были вычеркнуты.
Я стал листать дневник дальше, и тут из него выпала страничка и медленно опустилась на пол. Тонкий полупрозрачный пергамент, похожий на кальку, с одной стороны покрывали странные, нарисованные ручкой фигуры: кривые овалы с выпуклостями и углублениями, как будто ребенок пытался рисовать облака. Я показал рисунок Лив. Она покачала головой, давая понять, что тоже не знает, что это такое. Я сложил тонкий листок и перевернул последнюю страницу. Там я обнаружил еще одну загадку, по крайней мере для меня:
In Luce Саесае Caligines sunt,
Et in Caliginibus, Lux.
In Arcu imperium est,
Et in imperio, Nox.
