Все учащиеся Академии, мужчины и женщины, имеют звание «спейсер», что-то среднее между мичманом и энсином. Новичков — а в моем классе таковыми были все — называют «плебеями». Все студенты составляют батальон.

Батальон в академии делится на шесть рот. Командиром роты назначается особо отличившийся спейсер. Кандидатуру на это должность мы определяем во время занятий по программе «Плебейское лето». В последующие годы, когда появляются разные классы, должность отдается старшему, который получает звание спейсера первого класса. За всю деятельность роты отвечает флотский офицер, имеющий звание от капитана и выше. Сам я, как основатель Академии, ношу чин адмирала. Когда мы только начинали, все офицеры были добровольцами, имевшими за спиной немалый опыт военной службы. Всего нас было семеро: клаудшип Толстой, его сыновья, Пушкин, Лермонтов и Гоголь (остальные мальчишки Толстого записались в первый класс), Найпол, Мейсрил и Ортега-и-Гассет. К некоторым понятие «ветеран» подходило с натяжкой, но тем не менее мы делали все, что могли.

Основное внимание мы, инструкторы, уделяли трем основным положениям стратегии и тактики: огневые средства, разведка и управление. Разумеется, поначалу молодняк оказался под сильным впечатлением их собственной огневой мощи. Эту веру требовалось привести в соответствие с реальностью. Первым нашим упражнением стала игра «лиса и собаки», для которой мы выбрали Путь Темной Материи в направлении Альфа Центавра. В качестве «лисы» я задействовал старика Толстого, хранителя тайного кладбища клаудшипов. Класс отправился за ним с инструкцией открывать огонь при обнаружении или помешать ему достичь цели, маяка, находящего в двух миллионах километров к юго-западу.

Не стоит, наверно, и говорить, что пострелять им так и не удалось. Толстой не только ускользнул от них, но и, замаскировавшись под метеорный дождь, стащил маяк из-под носа у охранявшей его семерки. На прощание старый плут подстрелил четверых. Домой неудачники вернулись с жутковатого вида волдырями на новенькой, блестящей «коже», которые, к счастью, быстро зажили.

Двое из курсантов выделялись на фоне остальных, но большой симпатии между ними я не заметил. Один — младший сын Толстого. Звали его Стоун, и, как следует из имени, парень был крепкий орешек, относился ко всем холодно и откровенно свысока. Каждое задание стремился выполнить с безжалостной эффективностью. Особенно ему удавались упражнения в сомкнутом строю, и, будучи старшим, он не стеснялся подгонять тех, кто не дотягивал до его высоких стандартом, кнутом электромагнитной радиации. Надежный друг для небольшой группы избранных, он, к сожалению, воспринимал остальных как париев.

Нельзя сказать, что таким Стоун вырос сам по себе. Детство его прошло на кладбище, где парня воспитывали в духе почитания и уважения к тем памятникам и мемориалам, которые мы, клаудшипы, устанавливаем для своих. Будучи младшим из тринадцати братьев, он обычно исполнял те обязанности, которые старшие сваливали на него, и одновременно делал все то, чего неукоснительно требовал от сыновей Толстой. Что и говорить, строгая семейка, эти Толстые. Знай я их не так хорошо, назвал бы бессердечным отродьем. Но так только казалось со стороны. На самом же деле они были сплоченной и любящей группой, хотя и не отличались разговорчивостью. Этими качествами они были обязаны как матери, клаудшипу Самандаколь, так и отцу, кладбищенскому смотрителю.

А вот вторая моя «звездочка» была полной противоположностью Стоуну. Звали ее Соджорнер Трут. Безалаберная, крутая, импровизатор, способная всегда найти выход в критической ситуации. С ее родителями, друзьями Толстого, клаудшипами Керуаком и Паркер, я сильно расходился в политических взглядах. Во время прений в Совете они неизменно выступали против любых военных операций, но я знал, что влияние внутренней системы здесь ни при чем. Убежденные пацифисты, они позволяли своей дочурке буквально все, так что бедняжке Соджорнер — или Содж, как она сама просила ее называть — удалось взбунтоваться только так, записавшись в Академию.

Естественная и беспечная, Содж стала лидером для всех середнячков, которые всячески добивались ее внимания, но при этом отнюдь не следовали ее стремлению преуспеть во всем. Все знали, как много она занимается во внеурочное время, но никто не держал против нее зла, поскольку девочка никогда не задавалась и не хвастала своими достижениями, а похвалы воспринимала с ухмылкой, достойной фигляра.

С самого начала между Стоуном и Содж развернулось настоящее соперничество, которое я, должен признаться, только поощрял ради достижения обоими наилучших результатов. И, разумеется, я не позволял никому догадаться о том, как высоко ценю обоих. Но школа есть школа, и без отметок в ней не обойтись. Приходилось ставить «отлично». Каждый из этой парочки знал рейтинги другого и делал все возможное, чтобы столкнуть соперника с пьедестала во время нашего «Плебейского лета».

Где-то близко к хвосту топтался, особенно поначалу, клаудшип Швейк. Неисправимый приколист и бездельник. Но что-то я в нем рассмотрел. Все его розыгрыши, шутки и отговорки отличались поразительной изобретательностью. Я знал, что если парень когда-нибудь возьмется за ум, приложит старание, то вполне может дорасти от матроса до адмирала. К неудовольствию каждого из участников, я объединил их троих — Стоуна, Содж и Швейка — в одну триаду, боевую группу, на основе которых и строились все наши занятия по тактике. В Федеральном флоте триада была твоей боевой частью, тем щитом, от которого зависит твое выживание в бою.

Назначив Стоуна и Содж присматривать за Швейкам, я рассчитывал немного придержать эту пробивную парочку и заодно дать другим возможность почувствовать, что и они могут тягаться с лучшими (хотя, конечно, на самом деле у них не было ни единого шанса). Официально триада именовалась Группой-5Н, но все называли ее просто Троицей С. Тем временем Швейк — уверен, только назло своим партнерам — резко пошел в гору. К концу Плебейского лета стало ясно, что мы нашли трех из шести командиров для шести рот нашего будущего батальона.