2. «Пепельной скалою Собор Парижской Богоматери…» Пепельной скалою Собор Парижской Богоматери. Я — у портала. Он — наверху. «Ужо тебе!» Давно мы спорим. Крылатый, Каменный, Уверенно-спокойный, Высунув язык И щёки подперев, Он смотрит вдаль — К истокам и свершеньям. Рушит полог неба, Пылает над Парижем. Бормочет сонно Сена, Барки у причалов обтекая. У каменного корабля Собора История стремительно течёт. 3. «История! Податливый судья…»
История! Податливый судья. — Деталь отбрасывая Письменно и устно — Расчётливо итоги подводя, Готова оправдать любую гнусность. Деталь! Людская беззащитная беда — Насилия, предательства и пытки — Такие мелочи Проходят без следа. Чуть снисходительно: — Эксцессы и ошибки. О, горечь нестерпимая противоречий — Мятежный Каин, Смертный демиург, Дух творчества, Сомнений И Исканий, Вновь обнажи свой нож, Чтоб порешить не Авеля, А ветхого Адама. Очисти путь грядущему. Спаси планету. А если всё сначала? Гибельно и ложно. Но где-то на предельной глубине — Не разума, а сердца — Невозможно! 4. «Комочек праха — трепетное сердце…» Комочек праха — трепетное сердце, — Символ человечьей жизни — Из жалости, Любви Тепла И доброты. Всегда готово к подвигу И жертве, Всегда страдая, Сострадая И горя, Живое человеческое сердце, Как ты унижено С великой мудростью твоею, Казалось бы, Столь верной и простой. Давно мы спорим. Он — смотрит на меня Насмешливо, С холодным превосходством Разума, Над детской беззащитностью Сердца. Расщеплен атом! Космос покорён! Впервые Яблоко, Подброшенное человеком, На землю Не упало. Он — торжествует, — Символ разума и смерти. Он знает: Жизнь возможна Лишь при гибнущем светиле. ……………………………… Новая ярчайшая звезда — Лишь взрыв распада — Завершена Смертью. Он — презирает жизнь. Он — смотрит на меня, Наш гений века. Освобожденный гордо от всего — Поскольку «всё позволено», И всё оправдано «Во имя»… Он — гнёт природу, Исправляет, Подстёгивает — На потребу. Он — хлопочет В Академиях наук И в Анатомиях убийств И разрушений, …………………. Pro patria Или «Во имя гуманизма и всеобщего блага». Двадцатый, небывалый, умный век! Все страданья вынесем за скобки И по заслугам воздадим ему? Нет! 5. «Бараки. По проволоке — ток…» Бараки. По проволоке — ток. На вышках Пулемёты, Фары, Бдительность, Собаки. А люди? Можно ли назвать Людьми… — В затылок! Под топор! А петлю! На мыло! И для того, кто чист и человечен, Немыслимо, невыносимо Забыть Майданек, Аушвиц, Колыму И Хиросиму. Бей, Бей в набат, Простое человеческое сердце! Буди людей, Зови людей К восстанию На всей планете, От края и до края! Пусть будет без границ и вышек Общий человечий дом! Ведь если мы тебя не свалим, Дьявол, с пьедестала, И властно не загоним В стойло, То, Рано или поздно, Дьявол-Мыслитель, Ты нам подпишешь Смертный приговор, Копытом или когтем Кнопку нажимая… ДНЕВНИК ЛЮБВИ (1927)[35] 1. «Дождик — пускай он молчит…» Дождик — пускай он молчит. Не хочу ни домой, ни спать. Безмерным волненьем всклокочено Сердце моё опять. Что же я буду делать, Подобный летящей тени? Ставлю мою несмелую, Нежность тихую на колени. Я боюсь взбаламутить муть, А твой голос опасен, как сталь, Когда ты читаешь про жуть, Про звёзды, любовь и печаль. В глубинах моих безотрадность И сам я — на пустыре шест. А ты прости мою жадность, Бесстыдную жадность К твоей душе. 1926. вернуться Стихи посвящены Ирине Кнорринг, будущей жене поэта, а тогда ещё невесте. У неё тоже есть стихи этого периода, в которых отражена подобная же хроника любовных переживаний (Н.Чернова, «Поговорим о несказанном», Небесный дом, Алматы, 2006). |
