3. «Умер последний бездетный владелец…» Умер последний бездетный владелец И замок стал королевским. В глушь, В тишину, В приволье, В сосновый, смолистый бор Приезжали рожать королевы. В этом же замке жила, В окруженье искусства и знанья, Дочь короля, Наречённого pere du people Ренэ де Франс, Герцогиня Феррара. Малый двор её составляли Художники и поэты, Поэты и мудрецы. К ней приезжал на коне, Из соседних владений, Высокий и статный старик, С открытым и смелым лицом, Гугенот Гаспар Колиньи. Жарко пылали дрова В огромном тяжёлом камине, И нагретый розовый мрамор Отражал полыханье огня. На тёплых каменных плитах, У ног адмирала, Вытянув узкую морду На мощные лапы, Неподвижно лежала борзая. В благочестивых беседах О вере гонимой С мудрым большим стариком Коротала Ренэ вечера. В этом замке она умирала, Окружённая малым двором. Всё, что осталось От этой прекрасной принцессы — Благодарная память поэтов, Да горсточка жёлтых костей, Случайно открытых недавно В развалинах церкви подземной, Разрытой учёным аббатом, Что живёт в единственной башне, Уцелевшей в веках, Где должно быть жил Капеллан. О, флейта Экклезиаста, Поющая вечную песню О том, что всё преходяще, Всё тленно и непоправимо, О том, что растущее знанье Преумножает печаль. Розу сорвал я с куста, Что с башней суровой дружен, И бросил в сыром подземелье На гробик деревянный Ренессанса принцессы прекрасной. Так же, как я, со стены Смотрела в вечер закатный На город, Собор И леса Герцогиня Феррара. И когда я пытаюсь представить Благостный облик её — Он неизменно являет Тебя. А кругом, Мохнатым кольцом Обложили город леса. Леса. Леса. Леса. Монтаржийская собака (памятник в городском саду)
Этот город прославлен собакой. В веках весьма отдалённых, При короле Карле Мудром Рыцарь Макер В лесу монтаржийском Убил дворянина Обри Монтидьера. Собака убитого шла по следам за убийцей. И когда де Макер Догнал королевскую свиту — Злобный, Пылающий местью, Бросился пёс на него. Преступление было раскрыто. Мудрый Карл приказал учинить поединок Рыцаря с верной собакой, Ибо был Монтидьер одиноким. Оповещая приказ короля, Герольды Троекратно трубили в длинные трубы. И король, королева и двор С любопытством смотрели На битву Макера с собакой. И собака Макера загрызла. Соборная площадь Камень многовековый и серый. В барельефах стынут святые. В вышине изнывают химеры, Разрывая немые рты. Отражается в тёмной витрине Обличающий Мирабо. В историческом магазине Деревянный нищий с горбом. Он споит у стены, у входа, Перетянутый ремешком. Должно быть, урод Квазимодо С закушенным языком. Вот собор. По истёртым плитам Осторожно стучит каблук. В полумраке, в сводах разлитый, Замирает беспомощно звук. Вот полотна картин поблёкли. И всегда зарождает страх На цветных нарисованных стёклах Вот этот чёрный монах. Этот камень дикий и голый Сторож древних и тёмных былей. Может быть, и шаги Лойолы Эти своды и стены укрывали. Парижанка «Черты француженки прелестной…» А. Блок Тогда ещё война не отшумела. Молчал Париж В обманном забытье. Был спущен флаг, Что ввысь взвивался смело Веками на его стремительной ладье. И, вероятно, как в средневековье, В Париж спускались звёзды в темноте. Форт Валерьян уже дымился кровью Тех, кто навстречу шёл своей мечте. Над Сеной облетели тополя. Над Сеной молчаливая земля И под мостами чёрная вода Не уносила горькие года. Ты в эти дни пришла ко мне в больницу С нежнейшими мимозами из Ниццы. И маленькая тёплая рука В блестящей чёрной лайковой перчатке С тишайшей нежностью Притронулась слегка, Чтоб навсегда оставить отпечаток! В большом окне, Приплыв издалека, В тяжёлой битве бились облака, В большом окне Вдали Медонский лес Был красной полосой заката скошен. В большом окне, В нагроможденье тесном, На облака, на трубы крыш отброшен Твой силуэт, Кристьян, Легчайший силуэт француженки прекрасной. 1940. |
