АЛЬПИНИСТУ Ты полз по отвесным дорогам, Меж цепких колючих кустов. Рукой осторожною трогал Головки сомлевших цветов. Срываясь, цеплялся за корни, Бледнея, смотрел в пустоту. А сердце стучало упорней, А сердце рвалось в высоту. Не эти ли горные кручи Во взгляде остались твоем? Не там ли ты понял — Чем круче, Тем радостней будет подъем? «Отцвели маслины в Коктебеле…» Отцвели маслины в Коктебеле, Пожелтел от зноя Карадаг… А у нас в Полесье Зябнут ели, Дождик, Комариные метели Да в ночи истошный лай собак. Я люблю тебя, Мое Полесье, Край туманных торфяных болот. Имя звонкое твое, Как песня, В глубине души моей живет. Отчего же Нынче над собою, В полумраке северных лесов, Вижу юга небо голубое, Слышу дальних теплоходов зов? Ну, а ты В ночах осенних, длинных, Ты, От моря и меня вдали, Помнишь ли Цветущие маслины И на горизонте корабли? ЗНОЙ Солнце. Скалы. Да кустарник рыжий. Выжженная, тощая трава… Что сказал ты? Наклонись поближе, Звон цикад глушит твои слова. То ли так глаза твои синеют, То ли это неба синева? Может, то не Крым, А Пиренеи?.. Звон цикад глушит твои слова. Марево плывет над дальней далью. Так похоже облако на льва. Дульцинея… Дон-Кихот… Идальго… Звон цикад глушит твои слова. Слышишь звон доспехов Дон-Кихота? Скалы… Зной… Кружится голова… Ты лениво отвечаешь что-то, Звон цикад глушит твои слова. «Нынче в наших горах синева…» Нынче в наших горах синева, Нынче серое небо в столице. И кружится моя голова — А твоя голова не кружится? Я не шлю телеграммы в Москву, Не пленяю сияющим Крымом, Я приехать тебя не зову — Приезжают без зова к любимым… «Да здравствуют южные зимы!..» Да здравствуют южные зимы! В них осень с весной пополам. За месяц январского Крыма Три лета курортных отдам. Здесь веришь, что жизнь обратима, Что годы вдруг двинулись вспять. Да здравствуют южные зимы! — Короткая их благодать. «Бежала от морозов — вот беда…» Бежала от морозов — вот беда: От них, должно быть, никуда не деться. Сковали землю Крыма холода И добираются они до сердца. Я, как могу, со стужею борюсь — Хожу на лыжах в горы, А под вечер Твержу, чтобы согреться, наизусть Скупые наши, считанные встречи… В ПЛАНЕРСКОМ Над горою Клементьева Ветра тревожный рев. Рядом с легким планером Тяжелый орел плывет. Здесь Икаром себя Вдруг почувствовал Королев, Полстолетья назад В безмоторный уйдя полет. Сколько тем, что когда-то Мальчишками шли сюда, Тем девчонкам, которых Взяла высота в полон?.. Ах, не будем педантами, Что нам считать года? Возраст сердца — Единственный времени эталон… Над горою Клементьева Так же ветра ревут, Как ревели они Полстолетья тому назад. Через гору Клементьева К солнцу пролег маршрут, Хоть давно с космодромов Туда корабли летят. У МОРЯ Догола здесь ветер горы вылизал, Подступает к морю невысокий кряж. До сих пор отстрелянными гильзами Мрачно звякает забытый пляж. В орудийном грохоте прибоя Человек со шрамом у виска Снова, снова слышит голос боя, К ржавым гильзам тянется рука. В БУХТЕ Чаек крикливых стая. Хмурый морской простор. Ветер, листву листая, Осень приносит с гор. Я в бухте уединенной, С прошлым наедине. Проржавленные патроны Волны выносят мне. Ввысь, на крутые дали, Смотрю я из-под руки — Давно ли здесь отступали Русские моряки? От самого Карадага Они отползали вниз. Отчаяние с отвагой В узел морской сплелись. Они отступали с боем И раненых волокли. А море их голубое Вздыхало внизу, вдали. И верили свято парни: За ними с Большой земли Послала родная армия На выручку корабли. Хрипел командир: — Братишки Давайте-ка задний ход. Я вижу в тумане вспышки То наша эскадра бьет. А в море эскадры этой Не было и следа — За Севастополем где-то Наши дрались суда… Вздыхали пустынные волны… Да, может быть, лишь в бою Мы меряем мерой полной Великую веру свою. Великую веру в отчизну, В поддержку родной земли. У нас отнимали жизни, Но веру отнять не могли! |
