ФЛАГ …И когда остались единицы (Пусть уже скорее душ, чем тел), Сладкий женский голос хитрой птицей Вдруг над катакомбами взлетел: — Русские! Мы вашу храбрость ценим, Вы отчизны верные сыны, Но к чему теперь сопротивленье? Все равно же вы обречены. Лишней крови проливать не нужно, Сдайтесь, сделайте разумный шаг. В знак, что вами сложено оружье, Выставить должны вы белый флаг. — Обещало пение сирены Людям жизнь, залитый солнцем мир… Почему нащупывает вены На худых запястьях командир? Почему вокруг он взглядом шарит, Странным взглядом воспаленных глаз? — Отыщите в лазарете марлю, Слушайте последний мой приказ! — Тихо-тихо в катакомбах стало, В ожиданье тоже замер враг… И пополз он к небу — алый-алый, Свежей кровью обагренный стяг. ЭЛЬТИГЕНСКИЙ ДЕСАНТ Задрав свои техасы до колен, На кромке пляжа девочки хохочут. Но вижу я курортной этой ночью Здесь «Огненную землю» — Эльтиген. И снова слышу: «На прорыв, к Керчи!» …А как же с теми, кто не может — ранен?.. (Пришел за ними тендер из Тамани, Но был потоплен в дьявольской ночи.) И значит, все: закон войны суров… Десант прорваться должен к Митридату! …Из компасов погибших катеров Сливает спирт девчушка из санбата, Хоть раненым теперь он ни к чему, Хоть в этот час им ничего не надо. В плену бинтов, в земляночную тьму Они глядят настороженным взглядом: Как это будет — стук сапог и «хальт!»?.. (Пробились ли ребята к Митридату?) И, как всегда, спокойна и тиха, Берет сестра последнюю гранату… ШТУРМ МИТРИДАТА О горе Митридата Слагали легенды и оды — Усыпальницы, храмы, дворцы, Хороводы владык… Я рассеянно слушаю Бойкого экскурсовода, А в ушах у меня Нарастающий яростный крик. Это грозной «полундрой» Матросов на штурм Митридата Молодой политрук Поднимает опять и опять, Это с хриплым «ура!» К ним бегут на подмогу солдаты Лишь молчат катакомбы — Не могут погибшие встать. Не дождались они… Только мрак да тяжелые своды, Только в каждом углу Притаилась угрюмо война… Я рассеянно слушаю Бойкого экскурсовода, А в ушах у меня Тех святых катакомб тишина. НА ПЛЯЖЕ
Подтянутый, смуглый, в шрамах, В глазах затаенный смех, Держался на редкость прямо, Казался моложе всех. Казался юнее юных, Хоть стали белеть виски. …Норд-ост завихрял буруны, Норд-ост разметал пески. Смотрел человек на скалы, И смех уходил из глаз — Одна я, быть может, знала, Что он далеко сейчас. На пляже, где для печали, Казалось бы, места нет, Не волны его качали, А память сгоревших лет. В кипящие волны эти Он тело свое бросал Так, словно свежел не ветер — Крепчал пулеметный шквал. Как будто навстречу трассам, С десантниками, впервой Он прыгал опять с баркаса С винтовкой над головой… МИР ПОД ОЛИВАМИ Здесь в скалы вцепились оливы. Здесь залпы прибоя гремят… — Мы живы, Прости нас за это, комбат! Вот здесь, под оливой, когда-то Упал ты у самой волны… — Себя не вините, солдаты: Не всем возвращаться с войны… Оно, вероятно, и так-то. Но только опять и опять Вдруг сердце сбивается с такта, И долго его не унять, Когда про десантные ночи Напомнит ревущий бора. Забудешь ли, если и хочешь, Как тонут, горя, катера? Еще и сегодня патроны Выносит порою прибой… Прости, что тебя, батальонный, Прикрыть не сумели собой! …Да, мир под оливами ныне, Играет дельфиний народ, С динамиком в синей пустыне Прогулочный катер плывет. Рыбачьи сушатся сети, У солнца сияющий взгляд… Здесь целое тридцатилетье Лишь залпы прибоя гремят! 1974 «Нет, раненым ты учета конечно же не вела…» Нет, раненым ты учета Конечно же не вела, Когда в наступленье рота По зыбким понтонам шла. И все-таки писарь вправе Был в лист наградной внести, Что двадцать на переправе Сестре удалось спасти. Возможно, их было боле, А может, и меньше — что ж? Хлебнувший солдатской доли Поймет ту святую ложь… Пока по инстанциям долгим Ползли наградные листы, На Припяти или Волге Падала, охнув, ты. И писарь тогда был вправе В твой лист наградной внести, Что сорок на переправе Тебе удалось спасти. Возможно, их было меньше, А может, и больше — что ж? Помянем тех юных женщин, Простим писарям их «ложь»… |