1975 «Бывает так — почти смертельно ранит…» Бывает так — Почти смертельно ранит, Но выживешь: Вынослив человек. И лишь осколок — Боль воспоминанья — В тебе уже останется навек. Навек… Нас друг от друга оторвало, Кто знает, Для чего и почему?.. В груди осколок острого металла — Скажи, Привыкнуть можно ли к нему? Не знаю, Путь мой короток иль долог, Не знаю, Счастлив ли, несчастлив ты… Болит осколок, Так болит осколок, Кровь снова проступает сквозь бинты. 1975 «Все делаю, что надо…» Все делаю, что надо, Видит бог: Служу, творю и мельтешу по дому. Но вдруг воспоминанье, Как ожог, И вот тогда — Хоть головою в омут. Я с наважденьем справлюсь — Не впервой. А нет, Так правда — В омут головой… 1975 «Наконец ты перестал мне сниться…» Наконец ты перестал мне сниться — После стольких, после стольких лет Ликовать бы выпущенной птице, Только что-то ликованья нет. Сядет неуверенно на ветку — На привычной жердочке верней… Неужели можно даже клетку Полюбить и тосковать о ней? 1975 ПИШИ МНЕ!. Вновь от тебя нет писем, Тревогам нет конца. От милых мы зависим, Как песня от певца. От милых мы зависим, Как парус от ветров. Вновь от тебя нет писем — Здоров ли, не здоров?.. Уходит поколенье, Уходит навсегда. Уже не в отдаленье Грохочут поезда — Они увозят в вечность Моих однополчан… Платком укутав плечи, Шагаю по ночам Я от стола к постели И от дверей к окну. Пиши мне раз в неделю Хотя б строку одну! 1975 «Ах, в серенькую птаху…» Ах, в серенькую птаху Влюбился вдруг… орел! Но ахай иль не ахай, Он счастье в ней обрел. Глядит не наглядится, Не сводит круглых глаз И, гордые орлицы, Не замечает вас! Не сводит глаз и тает… Что в этой птахе есть? Сия велика тайна, Велика тайна есть… 1975 «Он…» Он. Она. Муж в далеком рейсе… Скажет женщина: — К черту ложь! Да, люблю. Только не надейся: Это было бы — В спину нож… Не считай меня Недотрогой, Просто, Как бы ни шли дела, Я хорошим парнем, ей-богу, Я всегда «верняком» была. Он ответит: — Что ж, хлопнем по сто. Ты и вправду «верняк», Дружок. — И простится. Все очень просто: Станет в сердце Рубцом ожог… 1975 В ТРИДЦАТОМ ВЕКЕ И поначалу было невдомек Земляночке бесхитростной, наверно, Что этот гордый синеглазый бог Всего шедевр мысли инженерной… Смеялись современники над ней, И были правы — что тут скажешь против? Неужто мало на земле парней С горячей кровью и живою плотью? Страсть к роботу? Да это просто бред! Тридцатый век и грусть о чуде-юде?.. А фантазерке было двадцать лет, Ей верилось, что робота разбудит. Казалось это ересью сперва Расчетливому, как компьютер, веку, Но оказалась девушка права: С ней робот превратился в человека! Не синтетическою стала кровь, И не химическое возгорелось пламя, И слово незнакомое «лю-бовь» Он прошептал ожившими губами. 1975 «Легка. По-цыгански гордо откинута голова…» Легка. По-цыгански гордо Откинута голова. Техасы на узких бедрах, Очерчена грудь едва. Девчонка, почти подросток, Но этот зеленый взгляд! — Поставленные чуть косо По-женски глаза глядят. В них глубь и угроза моря, В них отблеск грядущих гроз… Со смуглою кожей спорит Пшеничный отлив волос. Легка, за спиною крылья — Вот-вот над землей вспорхнет… Неужто такими были И мы в сорок первый год?.. 1975 ЕЛКА На Втором Белорусском Еще продолжалось затишье, Шел к закату короткий Последний декабрьский день. Сухарями в землянке Хрустели голодные мыши, Прибежавшие к нам Из сожженных дотла деревень. Новогоднюю ночь Третий раз я на фронте встречала. Показалось — конца Не предвидится этой войне. Захотелось домой, Поняла, что смертельно устала. (Виновато затишье — Совсем не до грусти в огне!) Показалась могилой Землянка в четыре наката. Умирала печурка, Под ватник забрался мороз… Тут влетели со смехом Из ротной разведки ребята: — Почему ты одна? И чего ты повесила нос? Вышла с ними на волю, На злой ветерок, из землянки. Посмотрела на небо — Ракета ль сгорела, звезда? Прогревая моторы, Ревели немецкие танки, Иногда минометы Палили незнамо куда. А когда с полутьмой Я освоилась мало-помалу, То застыла, не веря: Пожарами освещена, Горделиво и скромно Красавица елка стояла! И откуда взялась Среди чистого поля она? Не игрушки на ней, А натертые гильзы блестели, Между банок с тушенкой Трофейный висел шоколад… Рукавицею трогая Лапы замерзшие ели, Я сквозь слезы смотрела На сразу притихших ребят. Дорогие мои д'Артаньяны Из ротной разведки! Я люблю вас! И буду Любить вас до смерти, Всю жизнь! Я зарылась лицом В эти детством пропахшие ветки… Вдруг обвал артналета И чья-то команда: — Ложись! Контратака! Пробил санитарную сумку осколок, Я бинтую ребят На взбесившемся черном снегу… Сколько было потом Новогодних сверкающих елок! Их забыла, а эту Забыть до сих пор не могу… |
