— Отлично. Если бы ты хотела подружиться, я бы с удовольствием согласилась. Мы могли бы ходить в кино, плавать и делать все, что нам нравится. Но ты больше не мой гуру. И я остановлю тебя, если ты снова начнешь.

— Конечно, будем друзьями! Прекрасно! Мы будем ходить обедать. Я больше не буду ничего советовать.

В последний раз мы пообедали вместе. Обед проходил в торжественной обстановке. Ее беседы об Истине больше не поддерживались, и это привело к неожиданным результатам. Пару раз она всетаки принималась за старое, но это была лишь безобидная оплошность, хотя довольно утомительная.

Но я тоже не сдержала свое слово: я больше не стала ей звонить. Я избегала ее. Мы прекратили звонить друг другу. Это был эндшпиль. Муни не была Карлосом Кастанедой. Несмотря на то, что после ухода Карлоса ее назначили женщиной-нагвалем, она не смогла удержать бразды правления в своих руках.

Вскоре мне позвонила Пуна, — просто так, — дружеский «звонок, означающий, что мы общаемся».

Она объявила: «По просьбе Муны я сообщаю тебе, что она наблюдает за твоей энергетикой и находит ее превосходной».

Мы опять стояли у входа.

Я тоже проглядела ее энергетику, и она выглядела плохо. Это была женщина-нагваль — блестящее, красивое, харизматическое существо, потерявшее способность общаться на равных! А в роли поверенного опять выступала Пуна. Муна подарила мне много счастливых моментов, продемонстрировала необычайную храбрость и огромную доброту — эти проявления любви я никогда не забуду. Но на этом пути в ее душе расцвела спирохета власти. Никто не сможет идти двумя путями, это только видимость. Ученикам в мире магов никогда не позволяют расти. Я закончила свой путь как фанатик, но тем не менее, к своему сожалению, потеряла человека, которого любила. Это была цена снятия шор.

Несколько месяцев спустя после смерти Карлоса оставшиеся в городе ученики решили провести вечеринку в моем доме. Мы скинулись на продукты и выпивку. Некоторые из членов группы впервые за десять лет пили коктейль.

Я открыла дверь, чтобы встретить Фифи, с которой мы не виделись целый год.

— Ух ты, ничего себе Эллис… Здорово, ух ты!

Фифи тоже было трудно узнать: в черном парике и солнечных очках, она пьяно споткнулась в дверях, дружок Джой держал ее под руку. Хихикая, она дотронулась до моей груди.

— О, ничего себе, Эллис… у тебя такие классные сиськи!

Избавляясь от ее продвинутости, я повела ее внутрь.

Вскоре я расположилась полулежа в шезлонге на крыше, вкушала клубнику, макая ее в шоколад, и болтала с Саймоном и Патси, пока сумасшедшая парочка качаясь поднималась по лестнице. Фифи соскользнула ко мне и, яростно обняв меня, поцеловала взасос и пробормотала:

— Ты такая ГОРЯЧАЯ!

Замешанная на дружбе и предательстве, между нами уже давно имелось подводное эротическое течение. Это так подавлялось во мне, что по крайней мере у меня никогда вообще не имелось сексуальных фантазий о Фифи. И теперь она сняла крышку. На крыше было полдесятка человек, которые сделали вид, что принимают наши с Фифи ласки и поцелуи за изысканность. Затем мужчин, которые поднимались наверх, мы прогнали, оставив только Джоя, который уже был слишком пьян, чтобы сделать что-нибудь, только хихикал. Несколько девочек — присоединившись к нам — стали целоваться, и теперь годами сдерживаемые эмоции печали, тревоги, тоски и любви приняли форму сексуального раскрытия.

Страстно целуя меня, Фифи прошептала на ухо:

— Ты действительно меня ненавидишь меня, Эллис?

— Нет. Ты верила, когда Карлос говорил это про меня?

— Никогда!

— А ты меня ненавидишь?

— Что?! Конечно нет! И теперь мы можем стать … по-настоящему близки…

Фифи начала в роли страстной соблазнительницы, и вскоре мы занялись чувственной и раскованной любовью. Пока мы с Фифи занимались страстным экзорцизмом, остальные женщины стали целоваться и раздеваться. Я подслушала как Гвидо спросил у Муни:

— Что, черт возьми, здесь творится? Она ответила: «Обе слишком „человеческие“, и отрабатывают свои проблемы. Давай уйдем». Вскоре Фифи развлекалась с другими девочками, а я наблюдала эту сюрреалистическую картину.

Далеко за полночь, когда все разошлись, я почувствовала странное облегчение после этого вызывающе дерзкого поступка. Я действительно испытала катарсис Фифи, чтобы дойти до такого состояния, нужно было напиться, но это в ее стиле, говорила я себе. Да, это был довольно странный способ растопить лед в наших отношениях, но теперь после года молчания, думала я, мы могли бы поговорить о том, что случилось. Нам нужно отделить слова Карлоса от правды наших ощущений.

На следующий день у большинства гостей наступило дикое похмелье, больше эмоциональное, чем физическое. Группа кипела — долго подавляемая сексуальность прорвалась.

Муни ругала Фифи как мать, которая, наказывая «плохую дочку-подростка», выговаривает ей:

«Чтобы это было в последний раз, — прийти на вечеринку, так вырядившись!»

Я была поражена, услышав, что Патси встала на путь отречения. Меня удивила Пуна, принимающая как должное версию о том, будто «Фифи совместила в себе зеленые существа с янтарными существами».

Я даже застонала, услышав это: «Нет! На самом деле произошло лишь то, что вы напились впервые за десять лет. Боже мой, я никогда не слышала ничего более глупого!»

Некоторые женщины испытывали сильное чувство вины, но многие «признавали», что это нужно было сделать давно. Ладно, рассуждала я, возможно, это странное начало позволит перейти к нормальному общению.

Бадди, один из многочисленных «внешних» членов группы, на вечеринке застал нас с Фифи в самом неприглядном виде. Храбро поднявшись по лестнице, он увидел наши переплетенные тела и в ужасе сбежал. Мне рассказали, что на следующий день он появился в «Клеаргрине» и был явно не в себе.

Никто не знал, как к нему подойти. Я позвонила ему в офис. Он был уверен, что его сознательно обманывали. В течение многих лет он жил среди людей, давших обет безбрачия, и был также, как Гвидо, глубоко потрясен увиденным, хотя тот и занимался сексом с Муни. Бадди пришел к выводу, что мы регулярно занималась групповым сексом.

Я убеждала Бадди, что, насколько мне известно, подобного раньше никогда не происходило и никто из мужчин не принимал в этом участия. Объясняя, как там оказался Джой, я, честно говоря, не могла ничего придумать и «по колдовски» сообщила ему правду о том, что мы сами позволили остаться этому пьяному мальчику. Это привело к катарсису.

Молчание было ужасным. Я начала импровизировать: «В магическом мире обмен энергией между женщинами происходит иначе, чем в обычном мире, и прежде этого никогда не случалось».

Это, казалось, смягчило его. Карлос, конечно, говорил нам, что обмен энергией у женщин менее разрушителен — это я повторила множество раз и совершенно искренно. Тем не менее я чувствовала себя виноватой в том, что использовала «колдовской бред», чтобы успокоить его. Теперь я действовала как одна из ведьм, и это было нехорошо. Все-таки у меня был несколько иной образ за занавесом, отделяющим нас от Страны Оз. Но я увидела, что при помощи неопределенной мистической тарабарщины можно легко выпутаться из сложной ситуации.

Я вспомнила, как Карлос пытался шокировать меня следующей историей: «Нэнси и Патси застали Муни и Фло, которые занимались диким сексом на кушетке — по двадцать оргазмов у каждой!