В течение нескольких лет я работала менеджером книжного магазина и получала от этого огромное удовольствие. В перерывах между семинарами мы торговали со скидкой, это было утомительно и одновременно очень забавно. Мы продавали книги Карлоса, «ручки для рекапитуляции», которые светились в темноте, рюкзачки и футболки с надписями типа: «Тенсегрити для каждого энергетического тела» или «Самомнение убивает — ЗАНИМАЙТЕСЬ ТЕНСЕГРИТИ». Я общалась со множеством людей, выслушивая раздраженные замечания по поводу торговли духовностью. Но мне нравилось организовывать команду, я любила свою работу.

Моя должность забавляла Карлоса. «Ай-ай-ай! — бывало, заходился он в смехе. — Ирвин перевернулся бы в своей могиле, если бы узнал о собственной дочери, о любимой дочурке, что она управляет магазином! Магазином эльфа».

«Магазином второго внимания», — ласково добавляла Тайша, пытаясь придать моему положению больший статус.

Я до сих пор содрогаюсь, вспоминая атмосферу зависти, мелочности и соперничества, в которой мы находились, хотя Карлос восставал против этого во всех своих книгах. Если бы я видела, что его методы дают результат, и ученики прекращают борьбу за лидерство, то приветствовала бы «Театр жестокости», «Университет жестокой любви» Карлоса Кастанеды как высшее достижение. Вместо этого я видела сокрушение духа, особенно публичным унижением, недоброжелательность, срывы, болезни и мучительные страдания.

Многое из того, что заставляло нас страдать, ярко описано в книге Джоэла Крамера и Дианы Олстэд «Записки гуру. Маски авторитарности»: «Для того чтобы вовлечь в сексуальные отношения одних и отвергнуть других, гуру создает иерархию предпочтений. Обаяние гуру порождает ложное чувство безусловной любви (читай: „магической любви“) ко всем ученикам, что является причиной тайной ревности и обид среди его последователей… Гуру гораздо легче извлекать выгоду и сохранять свою власть, если он придерживается целибата или притворяется, что придерживается… Обет безбрачия меняет отношение к совокуплению, которое наделяется более высоким статусом, чем просто сексуальная близость… Некоторые гуру активно препятствуют рождению детей или разлучают родителей с ними, это делается для того, чтобы ничего не отвлекало от гуру. Чтобы противодействовать влиянию семьи, гуру часто пробуют разорвать связи учеников с их собственными родителями… Сексуальные отношения с учениками устанавливают иерархию предпочтений, в которой последователи конкурируют за обладание статусом большей привлекательности для гуру Пусть неявно, но это порождает ложь и скрытность среди учеников».

Враждебность в группе, казалось, то развлекала, то злила Карлоса. И трудно было понять, связан ли каким-то образом этот гнев с его прогрессирующей болезнью. Типичный случай его реакции: не удовлетворившись выполнением магических пассов, которые я выполняла, он после яростных нападок сильно ударил меня кулаком в плечо, оставив на этом месте синяк. Мне нельзя было показывать свои чувства, но я не смогла удержаться от слез и заплакала. Карлос остался со мной после занятий и сказал: «Поверь мне, chola, если бы я знал другой способ, я поступил бы иначе, но у меня нет выбора».

Таким же типичным был случай на рождественской вечеринке, под конец которой Карлос вручил кашемировые шарфики всем женщинам, а их было четырнадцать, за исключением меня и Дафны, — он молча обошел нас стороной. Любое проявление чувств послужило бы основанием для серьезного наказания. Мы сохраняли невозмутимое выражение лица, что от нас и требовалось.

Однажды Карлос очень грубо обругал меня, и как только закончились занятия я быстро пошла к своей машине, чтобы никто не видел меня плачущей. Однако Флоринде об этом сообщили, и едва я вошла в свою квартиру, она позвонила.

— Некто, не спрашивай кто, даже не пытайся… Не имеет значения. Что тебе за дело? Один человек сказал, что у тебя было угрюмое выражение лица! Ты что же, хочешь заставить нас пожалеть тебя, задница? Ты что? Плачешь, чтобы разжалобить нас? Бедная крошка! Я знаю, что ты задумала, Эллис И не делай из меня дуру , поверь мне, люди все видят, не думай, что тебе это сойдет с рук. Если ты будешь продолжать в том же духе, назад тебя не позовут! Ты знаешь, какая между нами разница? Ты пизда, а я — нет.

Иногда Флоринда смягчалась и сетовала на тот беспорядок, который воцарился в группе. Наблюдая за обычной суетой после окончания одного долгого семинара, она поделилась со мной тем, что находила прискорбным: он поцеловал, он коснулся, он шептал, он ласкал. Никто не обращал внимание на Бесконечное, но все ловили малейшее его движение. Кого он постриг? Кто надел ботинки, которые по статусу соответствовали ведьмам? Кого он пригласил на ланч? У кого чей телефонный номер, у кого есть его домашний номер? Кто пошел в кино с Фло? У кого был обед с суши? Кто отправился поработать в «сад дона Хуана»? Кому дали деньги, одежду, новую машину?

Кто получил подарок, который был изношен или использовался одним из них? Кто смотрел видео у Карлоса? С кем он спал последний раз, и как часто?

Иногда Карлос оставлял метки. Однажды мы занимались любовью так неистово, что он до крови искусал мои губы, а потом во второй половине дня отослал меня работать в офис. Я выкрутилась — покрыла губы блеском.

Какое-то время Пуна и я, сдружившись, обменивались техникой китайского массажа, похожего на медицинские банки, при котором оставались следы на шее, напоминающие засосы. Гвидо рассказал мне шесть месяцев спустя, что, увидев мою шею в таком виде, он почувствовал, как «закипает от ревности».

Истории тех, кто жил коммуной, холодили мою кровь. Карлос мог вызвать одну из них для секса, и она в бешеной спешке принимала ванну, молча наряжалась и прихорашивалась, в то время как другие продолжали смотреть видео или обедать. Этим людям на самом деле было плохо.

Патси, молодая, шумная, агрессивная аргентинка, делила комнату, в которой был телефон, с Нэнси, интеллигентной итальянкой, напоминающей мне олененка. К моему изумлению, Карлос предпочитал долго и бестолково трепаться по телефону с Патси. Часто она, приняв ванну, уходила.

Тогда Нэнси ложилась лицом вниз на кровать, сжимала кулаки и, давясь слезами, пыталась быть «безупречной». Иногда Патси возвращалась с новой безделушкой, но обсуждать чувста Нэнси было слишком по-человечески, слишком низко — так поступали люди.

Другая пара — Соня и Астрид. Говорили, что они очень подходили друг другу. Я чувствовала себя с Астрид в безопасности и могла доверить ей свою печаль: Карлос давно избегал прикасаться ко мне за пределами своей спальни, за исключением редких случаев, а я грустила и ревновала. Астрид сказала мне как-то, что «один человек» тоже ужасно страдает: заметив однажды, как Карлос в безумной страсти обнимал меня на улице возле кубинского ресторана, «этот человек» был смущен нашим растрепанным и разгоряченным видом и ушел. Астрид намекала, что источником враждебности Сони ко мне был этот случай, очевидно, он никогда не прикасался к ней «так, как ко мне в тот раз».

Однажды я спросила Фло, почему у меня никогда не было пары. Она снисходительно рассмеялась, как будто это было очевидно: «С кем ты могла бы ужиться?»

Возможно, это было именно так. Я была однолюбкой, и необходимость наблюдать подготовку своей «компаньонки» к бурной экстатической игре с нашим «мужем», заставила бы меня сбежать, или сделать что-то еще. Я часто задавалась вопросом, был ли Карлос на самом деле таким знатоком (хотя его методы были небезупречны), чувствующим пределы всех и каждого, и, подобно иглорефлексотерапевту, до миллиметра рассчитывающего точку для укола, чтобы не допустить взрыва эго?