Маленькие девочки настолько перепугались, что убежали домой, — Нэнси застегнула им молнию на спальном мешке аж до носа! Wowie Zimbowie! Это было фантастически, amor! Ты бы видела их лица, на них был неподдельный ужас!»

Сцена была слишком комичной даже для меня, и я не поверила в нее. Оказалось, однако, что эту скабрезную историю рассказывали не каждому. Однажды за ланчем, где, кроме меня, были Соня и Астрид, Карлос нарисовал на салфетке пенисы участников группы, странно исказив их. Я боролась (неудачно) за обладание салфеткой. Позже я узнала, что Карлос без всякого объяснения попросил мужчин из группы показать ему свои пенисы. Сомневаюсь, что Бадди был одним из них, и мне пришло в голову, что он не слышал самых непристойных рассказов Карлоса.

По ночам я стала слышать голос Карлоса, он дружески советовал мне писать книги. Десять лет назад, в Беркли, мне как-то почудился его голос, и потом я спросила, действительно ли он говорил со мной, когда мы были не вместе, или я совсем сбрендила. Он ответил: «Я разговариваю с тобой постоянно, nena, это старый прием магов, я говорю в твое левое ухо».

Я восприняла это как благословение. Если бы я не боялась дурной славы и злословия, то сказала бы, что Карлос исполнил свой долг перед моим отцом, неважно, выдумал ли он эти голоса по ночам или нет. Он обещал Ирвину, что сделает все, что может, чтобы освободить его запутавшуюся дочь.

Карлос полагал, что в моем случае истина сделала бы меня свободной, — а свобода заключалась в том, чтобы беспристрастно излагать свою историю на бумаге.

Круг замкнулся, когда я последний раз увидела Фифи.

Гвидо стремился загладить вину за свое паршивое поведение. Он послал мне шуточное электронное сообщение, в конце которого по иронии судьбы оказалась ссылка на порносайт. Все это показалось мне забавным, но по сути являлось грубой и безликой попыткой наладить общение. Я надеялась, что дружбу еще можно спасти. Но надеяться рискованно. Надежда порождает мечты о безопасности, которая слишком часто в моей жизни превращалась в кошмар.

Когда я писала эту книгу, у матери случился удар. Я постепенно разрывала связи с последними членами своей «магической семьи» и уже дважды пыталась, но неудачно, наладить отношения с мужчинами из «внешнего круга». Груз потерь тянул меня в мой собственный ад: возвращение ночных кошмаров, где был Карлос и другие члены группы, клиническая депрессия и полный перечень симптомов постгравматического стрессового расстройства.

За это время Гвидо поставил свою вторую малобюджетную пьесу. Он надолго исчез, изредка посылал мне электронные сообщения, и вдруг пригласил на вечеринку в честь окончания репетиций.

Он сказал, что я буду единственной гостьей, которая не принимала участие в постановке, так что это было особое приглашение. Думаю, что это было своего рода извинением.

Вечеринка проводилась в одном из тех захудалых ночных клубов Голливуда, типа «Випэр рум»[51] где вы бы с радостью согласились на передозировку, чтобы только уйти. Вообще-то модные клубы Лос-Анжелеса раздражают меня, но я была рада, что меня пригласили. Мой друг Паблито участвовал в пьесе как волонтер и великодушно предложил составить мне пару на вечеринке.

Протиснувшись на стоянку автомобилей, Паблито вдруг сказал:

— О, вот и Фифи.

— Что? Почему она здесь? Гвидо сказал мне, что из всей компании он пригласил только меня!

Паблито сконфузился:

— Она изучает театр, подает чай актрисам.

Я хотела уехать, но только пробормотала: «Я не знала, что она будет здесь».

Разве я не говорила, что надеяться опасно? После того, как я приняла решение писать, мое подавленное настроение менялось, как кожа у змеи. Фифи использовала меня, чтобы подняться на вершину. Она до сих пор не извинилась и после своего пьяного «признания» и попытки имитировать близость ушла. Я решила покончить с фарсом.

Внезапно все приобрело смысл.

На прошлой вечеринке я застала ее на месте преступления во время кражи моих таблеток.

Мысленно я вернулась в тот день, когда они с Равеной работали за моим компьютером. Могла ли Фифи залезть в мою аптечку, когда меня не было дома? Могла обнаружить мерзкий, «доводящий до самоубийства прозак» и немедленно доложить об этом Карлосу?

Могла она приложить руку к организации моей ужасной ссылки из того мира, ради которого я жила?

Отлучить от всех, кого я любила?

Понимание пришло мгновенно.

Мы с Паблито вошли в узкий коридор именно тогда, когда там появилась Фифи. Коридор был настолько мал, что наши тела соприкоснулись. Она видела меня и смотрела в сторону, — именно так и было.

Я слышала голос Карлоса в левом ухе: «Маги никогда не прощают. Пока счета не сбалансированы, они действуют по принципу „око за око“. Дон Хуан учил меня: „Мы — хищники в хищной вселенной. Магия не для неженок“».

Я вошла в комнату, Гвидо обнял меня: «Элли, ты здесь!» Я едва расслышала его слова. Толпа, гул музыки, голливудская суета… В голове начала пульсировать боль. Краем глаза я видела Фифи. Она вернулась и проскользнула в кабинет, набитый актрисами — стайкой шумных девочек из Голливуда.

Я смерила ее суровым взглядом, она смущенно пробормотала фальшивое приветствие. Пальцем я поманила ее к себе.

— Может быть, отойдем на минутку в сторону? Я хочу поговорить с тобой.

Приклеенная улыбка исчезла. У нее был испуганный вид, когда она, извиваясь как червяк, пыталась пройти мимо удивленных актрис Я повела ее на стоянку.

— Фифи, ты так и не объяснила мне, в чем дело. О чем ты думала? Ты даже мне не позвонила.

— Когда? После вечеринки?

— Нет. После того, как меня вышвырнули. Ты понимаешь, что ты сделала? Я сдержала свое обещание, никогда не раскрывать твои секреты, а все, что я рассказала тебе, обернулось против меня.

Она вздрогнула, опустила голову и пробормотала:

— Ну да. — Затем выпалила:

— Мне по фигу.

— По фигу? О чем ты, черт возьми, говоришь? С какой стати ты меня выкинула? Я могу представить себе, что ты выполняла распоряжения, и я понимаю это, но ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? Ты предала меня с потрохами!

— Ну, ты знаешь, как бы… это было так давно.

— Не для меня. Со мной никогда ничего подобного не случалось — Ты такая злая, — она была образцом справедливого возмущения.

— Да, я знаю, я достаточно агрессивна, и я сожалею об этом, но хочу, чтобы ты сказала мне правду. О чем ты думала?

— О, ну как бы… Ты знаешь, я просто спихивала каждого…

— Я — не каждый. Ты не спихивала Карлоса, или Флоринду, или Пуну, или Зуну. Какая разница между Пуной и мной? Я привела тебя к Карлосу , я свела тебя с ним.

Фифи смотрела в землю и виновато кивала.

— Зачем ты спрашивала меня на вечеринке, действительно ли я ненавижу тебя? Почему ты говорила, что никогда не верила, будто я ненавижу тебя, а сейчас задираешь нос? Что ты хотела этим сказать?

Ты говорила мне, что ты никогда не верила той лжи, которую Карлос распространял обо меня, начала сексуальную игру на вечеринке и сказала, что хотела быть ближе…

Она вытаращила на меня глаза.

— Ты сказала, что не поверила Карлосу, который утверждал, будто я ненавижу тебя? — повторила я.

— Я это сказала?! Ого, ух! Я ничего не помню с той ночи, ничего.

Я была в шоке и замолчала Слова, которые для меня так много значили, оказывается были просто болтовней под воздействием таблеток и алкоголя. Если бы было иначе, она бы вспомнила.

Фифи почувствовала опору в моем молчании. — Знаешь, ну, мне жаль, если ты обломалась, но ты же знаешь, это было та-а-а-а-ак давно. Я даже не помню то время.

— Ты была частью того, что сломало мою жизнь! Ты предала наши клятвы! И ты ничего не помнишь, чтобы поговорить об этом?

— Ну, как бы…

— Фифи, твое «как бы» — это все, что ты можешь сказать, когда боишься разобраться с человеком.