Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Почему не сам? Почему ты сам не расскажешь ей?

- Ты её друг. Ты найдёшь слова помягче. Теперь ты, Вестар. Почему дети не испугались тебя, когда увидели у моей камеры? Других взрослых они боятся, как бы те не запретили им общаться со мной. Тебя - нет.

- Пока я не выясню всё, я никому ничего не говорю. Они об этом знают.

Я кивнул. Спасибо и на этом.

И в это время и явился отец Косты.

Вестар выслушал наш разговор насчёт секции, а после того как мы обговорили детали и успокоенный мужчина удалился, спросил:

- Ты уверен, что детям это нужно?

- Да. Эта уголовная шушера предупреждена, но ведь неизвестно, как она себя может повести. Пригодится. И для общего развития.

- Ты так о шушере говоришь, будто сам не относишься к ним, - едко заметил Вестар.

- Не ощущаю причастности - точнее, - в тон ответил я.

- И когда ты собираешься начать? Когда соберёшь ребят побольше?

- Нет. Начну завтра. Двое - идеально, чтобы объяснять лично. А будут другие - что ж, придумаю в процессе.

Назавтра у меня было восемь человек.

Первое занятие я провёл в фойе во время обеденного перерыва, попросив взрослых пока довериться мне и не приходить поначалу.

И в самом начале занятия я потребовал:

- Сейчас каждый из вас поклянётся мне не использовать приёмов друг против друга в обычной жизни для баловства или похвальбы. Только для защиты. И учтите: увижу или узнаю от кого-то другого, что клятву не сдержали, никогда больше не допущу к занятиям.

Клятву выслушал от каждого отдельно.

Вообще жизнь моя стала как-то упорядочиваться. С каждым новым днём в секции появлялись новые ученики, причём вскоре это были не только дети, но и взрослые. Первым пришёл, как ни странно, Вестар. Он объяснил своё появление желанием поддерживать форму. Потом рядом с сыном встал Михал. Вскоре пришлось разделить секцию надвое: опять-таки к моему удивлению, взрослыми вызвался заниматься Вестар. Правда, в отличие от обеденных часов детей, он проводил занятия по вечерам. Понятно, что взрослые не могли заниматься в обед, когда надо успеть отдохнуть.

Кроме занятий в секции, которыми я и сам увлёкся, постепенно вникая в тренерскую работу, попробовал с детьми практиковать и медитацию. Не для всех она оказалась лёгкой: многие детишки в моё время назывались бы гиперактивными. Им трудно усидеть на месте даже в течение минуты, но большинство опробовало интересную и необычную тем, что принадлежала взрослому миру, практику. Понравилось. Даже Лиз успешно сидела на месте, и именно она первая начала различать вокруг человека границы энергополя. Когда я объяснил всем, что видит восьмилетняя девочка, остальные загорелись увидеть то же самое. Больше проблем с неподвижным сидением в "лотосе" не осталось.

Каждый вечер традиционно оставался вечером сказок и разных историй - теперь уже легально. Что непонятно детям, рисовал на реквизированных листах бумаги. Я ведь всё-таки придумал свои карандаши!.. У ворот, где мы обычно дожидались автобусов, росли хилые деревья, на которых ветром постоянно ломало ветви. Набрав охапку, я спросил у Михала, чем бы их поджечь. Заинтересовавшись, Михал собственноручно достал из-под сиденья своей машины странный прибор, по виду напоминающий трубку с рычажками. В направленном пламени мы сожгли предварительно наломанные ветки - так, чтобы они обгорели со всех сторон, но внутри оставались почти нетронутыми. Сначала угольными "карандашами" рисовал я, затем к рисованию углем на обычных листах пристрастились и ребята.

Очень сильно беспокоили дети-призраки. Начиная рассказывать сказки, я плохо улавливал их присутствие. С каждым днём оно становилось всё более прерывистым, слабым - по впечатлениям. С трудом нащупанная ниточка связи, казалось, постепенно истончается - и вот-вот оборвётся. В течение моего рассказа связь трудно приходила в ту норму первых дней, когда я прочувствовал их впервые. Но приходила. И я облегчённо вздыхал, потому что боялся, как бы взрослые призраки не сделали с детьми своей химией чего-то непоправимого.

И с каждым днём усиливалось чувство, что тёмное Нечто, прорвавшееся однажды в мой сон, пытается прорваться и в реальный мир. Я постоянно был на взводе, чувствуя медленное, но неостановимое движение этого страшного Нечто ко мне. Всё ближе и ближе. Выглядит как страшилка, рассказанная на ночь. Тем не менее я ощущал, что Нечто становится более материальным с приближением ко мне.

Сначала я даже думал на взрослых призраков. Может, это они пытаются прорваться сквозь необычный для них телепатический щит и услышать меня? Но прекрасно сознавал, что им на меня, в сущности, - начхать, грубо говоря. Кто я для них? Так, некий любопытный экземпляр, который слегка выбивается из нормы. И всё. Использовать меня как-то нельзя: я не обучен ничему тому, что уже сейчас знают дети-призраки, а учить меня с самого начала - себе дороже. Так что это не они.

Нечто каждый день гонялось за мной по моим снам, пока, вконец измученный, я не сообразил, что можно с помощью нейтрала поставить энергощит. Спать я начал. Но днём присутствие Нечто было так ярко, что мне порой казалось: выгляни я из своей конуры - и вот оно, Тёмное страшное облако, притаилось за углом. Очень часто начал посматривать в боковое зеркальце грузовика - полное впечатление, что за мной мчится то самое Нечто.

Хуже, что примерно через месяц, в то самое время, когда я начал страдать от галлюцинаций, видя наяву то, чего на деле нет (а знал об этом, благодаря отсутствию ауры в привидевшихся фигурах), я вдруг понял, что почти все жители платформы начали очень часто мучиться от головных болей. Точнее - узнал от Полли, к которой многие стали обращаться за успокаивающими лекарственными препаратами. Не обошла головная боль и людей из "посёлка" учёных. На это жаловался Мэтт. Он сидел в своей диспетчерской, бледнее обычного уже с утра, плаксивый, с больными глазами, и каждую свободную минуту за рабочим столом норовил уложить голову на руки. Здорово похудел, потому что его тошнило от еды.

Многим из наших помогла медитация. Неудивительно, что она приобрела большую популярность среди населения платформы. И я потихоньку начал внедрять в практику обеих секций некоторые эзотерические знания. Особенно те, которые помогают защищаться от ментального воздействия.

14.

Грузовик привычно оставлен у платформы, а я пошёл поздороваться с Мэттом. Сегодня я решил не обходить шахту, а сразу пойти к диспетчеру, чтобы за ленивым (он не мог говорить энергично: звуки его собственного голоса больно отдавались в голове) разговором о том о сём внимательно оглядеть его. Вчера мне показалось, я начал понимать, что с ним.

Позади осталась площадка работающих автокаров - впереди второй этаж с диспетчерской. Лестница и лифт. Последнее, конечно, не для работяг. Но мне и не нужно средство передвижения. Не устал. Да и в грузовике засиделся. Так что молодецки пробежал одну лестницу и, по инерции хорошенько послав тело вперёд, ухватившись за перила, в начале второй лестницы чуть не сбил с ног быстро идущего навстречу Мэтта.

- Привет! - начал я. - Извини… - И запнулся, глядя ему вслед.

Диспетчер прошёл мимо меня, словно мимо пустого места. Прошёл деловито, даже целеустремлённо, как никогда не ходил до сих пор. Неужели головные боли прошли?

С некоторым недоумением я постоял на ступенях лестницы и неуверенно спустился, вспоминая лицо Мэтта. Успокоенное. Взгляд, устремлённый в себя, глаза - какие я часто вижу у активных посетителей секции, когда они занимаются медитацией. Странно. Лицо человека, твёрдо вознамерившегося выполнить что-то задуманное и не замечающего на пути к цели никого и ничего.

Я вернулся к грузовику. Моя платформа ещё заполнялась. Судя по объёму груза, свободных минут пятнадцать ещё есть. Немного потоптавшись у кабины, я всё-таки решился и поспешил к воротам. Кажется, Мэтт шёл именно к ним.

29
{"b":"184138","o":1}