Третьим членом антикризисной команды Буша был Хэнк Полсон, который, как и Роберт Рубин, министр финансов в администрации Клинтона, переехал в Вашингтон после ухода с руководящей должности в Goldman Sachs. Сделав себе состояние, он решил перейти на государственную службу.
Следует специально отметить, что президент Обама, который проводил свою предвыборную кампанию на основе обещания «Изменения, в которые вы можете верить», ограничился лишь перестановкой мебели на палубе «Титаника». Представители Уолл–стрит для того, чтобы получить желаемое, воспользовались привычным для себя инструментом — инициировали распространение страхов по поводу того, что рынки могут «войти в штопор», дабы поддержать команду, которая уже продемонстрировала свою готовность предоставить банкам достаточное количество денег на выгодных для них условиях. Вместо Полсона министром финансов стал Гайтнер. Бернанке остался на своем месте: срок его пребывания на посту председателя заканчивался в начале 2010 года, но еще в августе 2009 года Обама объявил, что оставит Бернанке на второй срок, до 2014 года.
Для координации деятельности экономической команды Обама ввел в ее состав Ларри Саммерса, в прошлом заместителя Рубина, который как‑то заявил, что одним из его великих достижений на посту министра финансов, который он занимал в 1999—2001 годах, было обеспечение условий для того, чтобы операции с взрывообразно распространяемыми деривативами оставались нерегулируемыми. Обама выбрал эту команду, хотя он должен был бы знать, и ему об этом, безусловно, сообщили, насколько важно, чтобы среди его помощников были новые лица, никак не связанные ни с породившей многочисленные проблемы политикой дерегулирования, ни с проведением малоэффективных спасательных операций, которыми был отмечен 2008 год (начиная с Bear Stearns через Lehman Brothers и заканчивая АIG).
Четвертым членом команды Обамы было еще одно должностное лицо, «доставшееся ему в наследство» от Буша, Шейла Бэр, руководитель Федеральной корпорации по страхованию вкладов (FDIC). В период значительного увеличения числа случаев обращения взыскания на заложенную недвижимость, когда президент Буш не прилагал никаких усилий для исправления ситуации, она активно выступала за то, чтобы предпринять хотя бы какие‑то меры и помочь домовладельцам с реструктуризацией ипотечных кредитов. По иронии судьбы, по мере усиления чувства разочарования у некоторых членов новой команды Обамы Бэр, как складывалось впечатление, оставалась в экономической команде единственным человеком, готовым противостоять крупным банкам. Надо учесть, что многие попытки под теми или иными «убедительными» предлогами финансировать банки без получения одобрения от Конгресса делались с учетом позитивного имиджа FDIC, которая должна была защищать интересы мелких вкладчиков, а не выступать гарантом по банковским обязательствам или кредитам для оказания помощи хедж–фондам, покупающим токсичные активы банков по неоправданно высоким ценам.
Вот как по этому поводу высказалась New York Times: вопрос заключался в том, «научились ли они [члены экономической команды Обамы] чему- нибудь на своих ошибках, и если да, то чему именно». Обама подобрал в свою команду честных государственных служащих, настроенных на то, чтобы хорошо служить своей стране. В этом отношении никакой проблемы не было. Речь шла о том, как они смотрят на мир и как их будут воспринимать американцы. Нам было необходимо новое видение финансовых рынков, и для формализованного выражения этого видения и его реализации требовалось все мастерство Обамы и членов его экономической команды, проявленное в политической и экономической областях. Были ли выбранные люди, в такой степени причастные к прошлым ошибкам, подходящими кандидатурами для предложения нового видения и принятия жестких решений? Были ли они способны изучить историю и опыт других стран и извлечь из них правильные уроки? Многие из должностных лиц, на которых была возложена задача принятия важнейших решений, связанных с регулированием, уже давно имели непоколебимое мнение по всем этим вопросам. Из психологии известно, что существует явление, называемое «наращивание обязательств». Когда человек занимает какую‑то позицию, он чувствует необходимость в ее защите. Экономика в этом отношении рассматривает ситуацию совсем в другой перспективе: что прошло, то прошло. Нужно всегда смотреть вперед и оценивать, в какой мере сработала прежняя позиция, и, если она не доказала своей полезности, менять ее на другую. Однако не стоит удивляться: в этом вопросе правы психологи, а экономисты ошибаются. Активные сторонники дерегулирования были весьма заинтересованы в том, чтобы их идеи доминировали даже в том случае, когда неопровержимые доказательства свидетельствовали о правоте прямо противоположных взглядов. Теперь, когда казалось, что им придется уступить требованиям по введению регулирования, по крайней мере в некоторых случаях, возникало опасение, что эти люди будут стараться разработать новые правила регулирования такими, чтобы они были максимально близки к их прежним представлениям. Когда они заявят, что предложенные ими регулирующие положения (например, относящиеся к очень динамично распространяемым деривативам) являются «правильными»: не слишком жесткой и не слишком мягкой золотой серединой между крайними вариантами, можно ли будет с доверием относиться к таким заявлениям?
Из‑за включения в новый кабинет такого большого числа членов прежней команды возник еще один повод для беспокойства. Кризис продемонстрировал, что экономический анализ, применяемые модели и принимаемые решения были в значительной степени ошибочными. Это очевидно, хотя экономическая команда, конечно, хотела бы все это представлять совсем в другом свете. Вместо того чтобы быстро понять, что экономика оказалась перенасыщена плохими кредитами, основанными на ценовом пузыре, эта команда хотела верить, что депрессия на рынке является временным явлением и что, если они смогут всего лишь восстановить «доверие», цены на жилье вернутся к прежнему уровню, после чего в экономике все будет происходить так же, как в прошлом. Однако проведение экономической политики исходя из такой надежды было рискованным делом, таким же безрассудным, как и выдача банковских кредитов в период, предшествующий кризису. Последствия такого подхода проявят себя в течение следующих месяцев.
К тому же все сказанное было не просто отвлеченной дискуссией об экономике. Кто‑то должен был понести убытки. Кто в итоге окажется пострадавшим, американский налогоплательщик или Уолл–стрит? Когда советники Обамы, столь тесно связанные с финансовым сектором и причастные к прошлым неудачам, утверждали, что они воздействовали на банки и заставили их пойти на максимально допустимые жертвы, чтобы не нанести ущерб их способности выдавать кредиты, разве им кто‑то поверил? Будут ли американцы считать, что эти люди работают на них, а не в интересах Уолл–стрит?
Считалось, если исходить из экономических принципов (которые требуют, ч тобы фирмы сами расплачивались за последствия своих действий) и руководствоваться чувством справедливости, что банки должны понести в полном обьемс по крайней мере прямые затраты, требуемые для починки финансовом системы, и сделать это даже в том случае, если они не станут платить за весь тот ущерб, который был нанесен их действиями. Но банки заявили, что, если их заставят платить, это помешает их восстановлению. Выжившие банки утверждали, что заставлять их платить по счетам тех, кто потерпел крах, было бы «несправедливо», даже если учесть тот факт, что сами они выжили лишь благодаря своевременной помощи правительства. Администрация Обамы встала на сторону банков. При этом она заявляла, что поступила таким образом вовсе не потому что Обама хотел сделать банкам подарок, а потому, что у администрации просто не было альтернативного варианта спасения экономики. Но подозрения американцев были в полной мере обоснованы: как я показываю в последующих главах, на самом деле существовали альтернативы, при выборе которых можно было бы сохранить и укрепить финансовую систему и более эффективно способствовать возобновлению кредитования, то есть существовали альтернативные варианты, которые в конечном итоге позволили бы снизить государственный долг страны, насчитывающий сейчас сотни и сотни миллиардов долларов, и с большей вероятностью вызвали бы у людей ощущение того, что все делается честно и справедливо. Но при выборе таких альтернативных вариантов акционеры банков и держатели их долговых обязательств стали бы беднее. Поэтому для критиков пакета спасательных мер, предложенного Обамой, было неудивительно, что его команда, так тесно связанная с Уолл–стрит, не прибегла к выбору этих альтернатив.
