Хотя Александрову стало уже ясно, что всякого рода разборки здесь ни при чем, а ниточки, связывающие происшедшие события воедино, тянутся к фигуре загадочного Князя, он упорно продолжал отрабатывать положенные штатные мероприятия, то есть вести допросы лиц того круга, в котором вращались потерпевшие (ну нет в юриспруденции такого слова, как «покойные»), составлять таблицы их знакомств, дотошно выпытывать подробности последнего дня жизни.

Силясь выжать хотя бы жалкую каплю информации из могучего увальня с алым, как у девушки, румянцем, цветущим на круглых, еще по-юношески покрытых не тронутым бритвой пухом щеках — почти идентичной копии, судя по фотографиям, убитого Акулы Королькова, — Николай мыслями был очень далеко от кабинета, по-казенному уютного.

Не нравилось ему, что с событиями последних дней напрямую было связано появление необычных, мягко выражаясь, монет. В первом случае — загадочными червонцами... тьфу, опять... империалами расплатился с Клещом, по словам гражданки Алехиной, именно Князь. Во втором — не менее загадочный полтинник, вернее "монета из белого металла царской чеканки с изображенным на одной стороне портретом мужчины, повернутым влево, окруженным надписью «Б. М. АЛЕКСАНДРЪ IV ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕР-ЖЕЦЪ ВСЕРОССИЙСКИЙ», на другой стороне — гербовым российским орлом с надписью внизу полукругом: «50 КОПЪЕКЪ. 1989 г.», который попал к пенсионеру Колоскову из рук какого-то не по-нашему выглядевшего странноватого типа, явно обрадованного возможностью продать монету первому встречному.

Так может поступить, допустим, очень стесненный в средствах человек. Опять же соответствует полному отсутствию какого-либо содержимого в карманах жертв. И выглядел незнакомец, по словам Егора Кузьмича, изможденным и каким-то голодным, хотя чисто одетым и не лишенным манер.

«Какое-то старомодное у него обращение! — выразился пенсионер-нумизмат. — Словно в фильмах про дореволюционную жизнь...»

Не искомый ли Князь этот загадочный человек с полтинником?

Совершенно отчетливо вспомнилось, что по-стариковски наблюдательный пенсионер Колосков приметил, как странный прохожий, словно споткнувшись у его прилавка на мгновение, вернулся, внимательно рассмотрел лежавшие перед стариком монеты, затем отошел на несколько шагов и, вынув что-то из кармана, принялся то ли пересчитывать, то ли перебирать на ладони. Егор Кузьмич тогда решил, что он хочет купить какую-то вещь и подсчитывает наличность, готовясь торговаться, но, когда перед ним оказался странный полтинник, позабыл про все...

Что же перебирал Незнакомец (пока не доказано, что он и Князь — одно и то же лицо, будем звать его так) на ладони? А не монеты ли, подобные проданной? Предположим, что для продажи была выбрана самая дешевая из монет... Тогда сделка — всего лишь пробный заход! Незнакомец выручил явно маловато, но у него, видимо, есть запас своего товара. Значит, найти его можно именно на барахолке. Второго продавца монет там нет, следовательно...

Нужно срочно узнать у Жорки, каждый ли день торгует Егор Кузьмич, и попытаться хотя бы рассмотреть «залетного»...

— Вы свободны на сегодня, Бакареенко. Давайте я пропуск подпишу...

Трубку в отделе, где трудился Жорка, сняли только после нескольких гудков.

— Але! — раздался недовольный женский голос. — Чего вам?

— Здравствуйте... Мне бы Конькевича Георгия Геннадьевича.

— А кто его спрашивает?

— Да... — Николай замялся, думая, как бы не подставить Жорку, сделав его объектом женских сплетен. Пойдут еще разговоры, что, мол, Конькевич натворил что-то, милиция им интересуется... — Я по личному делу... Знакомый я его.

— А-а, знакомый, — протянула невидимая женщина. — Нет его. Час назад отпросился у начальника и исчез. Наверное, на сегодня — уже с концами.

— Спасибо...

Куда же его черт унес? Может быть, домой?

Телефон Жоркиной квартиры не отвечал. Шляется опять где-нибудь, дон-жуан неугомонный! Интересно, осталась ли в городе хоть одна мало-мальски привлекательная, не говоря уже хорошенькая, девушка или молодая женщина?

— Ты что, Ильич, монетами заинтересовался на старости лет? Коллекцию собираешь или так?..

Лукиченко, как всегда улыбаясь, завис над плечом Александрова, нагло, без всякого разрешения разглядывая листок бумаги с карандашной протиркой обеих монет — золотой и серебряной, — сделанной вчера. На этой самой бумажке капитан сейчас задумчиво обрисовывал ручкой рабочий и домашний Жоркины телефоны.

Вздрогнув от неожиданности, Николай торопливо перевернул листок изображением вниз.

— А тебе какое дело? Своими делами занимайся! Лейтенант деланно пожал плечами, отходя к своему столу.

— Да мне-то, собственно, никакого дела. Кинув бумажку в портфель, Александров быстро оделся и буркнул Лукиченко:

— Я к свидетельнице. Будут спрашивать, так и скажи. Пока.

Подчиненный снова пожал плечами и промолчал, но, когда капитан уже покидал комнату, деланно-небрежно бросил вслед:

— Слышь, Ильич! А ты не притырил тогда случайно один золотой, а?

Палец лейтенанта указывал на портфель, в котором покоилась бумажка с протиркой.

— Их там точно сорок семь было? Как в описи?

Когда Николай подкатил к рынку, поставил машину и пробился сквозь поток расходившихся покупателей, барахолка уже почти опустела. Ни Егора Кузьмича, ни какого-либо подозрительного субъекта, походящего на его описание, там, естественно, не оказалось.

— Тсс, Георгий, вот он, кажется... — шепотом известил сидящего рядом и изображающего продавца какой-то электрической дряни Конькевича пенсионер Колосков.

Территорию рядом с законным местом нумизмата удалось освободить от торгующего всяким электрическим хламом спившегося монтера Федорчука, только купив у него весь выложенный сегодня товар вместе с куском потерявшей цвет ситцевой занавески, на котором тот был разложен. Сумма, достаточная для покупки двух поллитровок по коммерческой цене, больно ударила по карману Георгия, и так не очень тугому, но он надеялся возместить потери за счет родной милиции, работу которой он, собственно говоря, сейчас и выполнял.

Завидев краем глаза приближающуюся высокую фигуру в добротной зимней куртке наподобие летной, не кожаной, а из какой-то плотной ткани, черных узких брюках, заправленных в высокие шнурованные ботинки на толстой подошве, и в какой-то легкомысленной круглой кепке с длинным козырьком (похожие, помнится, носили в одном из виденных в «Экране» американских фильмов спортсмены, игравшие в какую-то командную игру типа русской лапты), Жорка уткнулся в свой импровизированный прилавок, бесцельно перебирая мотки проволоки, алюминиевые цилиндрики стартеров от ламп дневного света, карболитовые патроны для лампочек и почему-то неукомплектованное смывное устройство от унитаза «компакт».

— Добрый день, — приятным баритоном поздоровался с Колосковым неизвестный. — Как движется коммерция?

— Да, — неопределенно пожал плечами Егор Кузьмич, — плоховато...

Мужчина помялся с минуту:

— А я вам, знаете ли, еще одну монетку принес. Не желаете полюбопытствовать?

«Да, обращение и в самом деле какое-то старомодное, — решил Конькевич. — И одет несколько не по-нашему... Ботинок таких, к примеру, я и не видал никогда. И шапочка странная. Глаз-алмаз у старика! Интересно, в МГБ он не служил в молодые годы? Дырки в башке врагам народа не сверлил из верного нагана?»

Сделка, как и договаривались, была совершена быстро и без особенной торговли. Совсем не торговаться, как решили сообща, было рискованно, чтобы не спугнуть продавца. Получив за монету (какую именно, Георгий не разглядел, опасаясь проявлять к идущей рядом торговле явный интерес) растрепанную пачку разнокалиберных купюр, продавец вежливо пожелал Колоскову доброго здоровья и успешной торговли и неторопливо отправился дальше по рядам, приглядываясь и приценяясь то к помятому эмалированному чайнику, то к фарфоровым блюдечкам.

Выждав, когда, накупив всякого барахла, незнакомец направится к шаткому деревянному штакетнику, отделяющему вещевые ряды от продуктовых, Конькевич, шепнув Кузьмичу, чтобы тот продвигался к главным воротам, пригибаясь последовал за ним.