Оружие у бандитов, конечно, имелось, и это весьма осложняло ситуацию. Однако, собираясь в командировку, Чебриков, позаботился об экипировке, вооружении и специальных средствах, благо получал в таких делах полный карт-бланш начальства, предпочитавшего не спорить лишний раз со столичным хлыщом, не раз доказавшим на деле свою компетентность, так что осечки просто быть не могло.
Уже застегивая бронежилет (отнюдь не штатную «кирасу» нижегородского производства, а патентованный австрийский «штурмпанцер», гарантирующий надежную защиту даже при стрельбе крупнокалиберными пулями и в упор) перед зеркалом крохотной конспиративной квартирки на Александровской, у рынка, также щедро выделенной непонятному ревизору Шуваловым, Петр Андреевич еще и еще раз задавал себе вопросы: не торопится ли он, не следует ли все-таки сообщить о результатах расследования наверх и вызвать подмогу?..
— Победителей не судят, ротмистр! — подмигнул он самому себе, наконец отбросив все сомнения, и, не оборачиваясь, вышел в ранние мартовские сумерки.
«Отбросил все сомнения» — сказано-то как! Хорошо сказано, вкусно! Знать бы тогда, к чему все это приведет, отмерил бы не семь, а семьдесят семь раз, прежде чем отрезать. Увы, дорога в ад вымощена благими намерениями...
* * *
— Все! Остаешься здесь, — проинструктировал Чебриков вахмистра Елисеева, явно обрадованного тем, что ему лично лезть в бандитский притон не придется. — Если начнется стрельба, вызовешь подмогу. Но во всех остальных случаях — терпеть до последнего и ждать моего сигнала. Смотри меня не подстрели, когда выйду, — на прощание напутствовал он напарника. — Если выйду, конечно...
— Типун вам на язык, Петр Андреевич! Не гневите Бога, — перекрестил на прощание Чебрикова вахмистр, дядька, судя по всему, неплохой. — Храни вас Господь, ваше благородие!
— Ничего, ОН не выдаст... — отшутился ротмистр, ныряя в темноту...
Проникнуть в дом через окно веранды, неосмотрительно не запертое хозяевами изнутри, оказалось довольно легко. Внутренняя дверь тоже запиралась по провинциальному архаично — на мощный, но весьма ненадежный крючок, легко откинутый неким острым орудием из арсенала Петра Андреевича. Дальше скучно и вспоминать...
Чутко спавший на печи в передней комнатке поклонник восточных единоборств, спрыгнув при первом шорохе на пол и попытавшись принять какую-то хитрую стойку, тем самым совершил ошибку: нужно было поднимать тревогу, не полагаясь на заморские штучки и не тратя времени даром... Без изысков получив в лоб рукоятью чебриковского «вальтера», парень так же молчком улетел в закуток, практически не наделав шума.
Темнота, царящая внутри, играла ротмистру, заблаговременно обрезавшему идущий к дому электрический кабель, только на руку. Сам-то он отлично наблюдал за всем через прибор ночного видения, теперь нацепленный на лоб и напоминающий громоздкие очки с длинными окулярами вместо линз.
В зеленоватом неживом свете ясно вырисовывались стены и двери, проемы окон и дощатый пол, кое-где прикрытый домоткаными половиками. Ага, вот и Колун!
Гориллообразная туша выдвинулась из своей комнаты, бестолково чиркая, в сонной одури, спичками, которые тут же гасли.
— Э-э... Хохлан... Чего это?.. — ничего, видно, спросонья не понимая, басил он, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в окружающей тьме.
Такого банальной рукояткой в лоб не проймешь — конституция у него не та, да и лобная кость почище танковой брони будет... И даже с таким же наклоном! Колун так и не успел ничего понять, врезаясь со всего размаха виском в добротный дверной косяк. Удар был такой, что, казалось, весь дом вздрогнул. В следующее мгновение какая-то неведомая сила, чуть ли не сама сгустившаяся темнота, швырнула обалдевшего от суеверного ужаса громилу обратно в его комнату, прямо на завизжавшего по-бабьи с перепугу «дружка», коротавшего ночь в одной постели со старшим товарищем. Довершила дело струя приятно пахнувшего мятой и еще какими-то травами, снадобья, ударившая обоим прямо в лицо и разом перехватившая дыхание...
Увы, самого Кавардовского застать врасплох уже не удалось.
Распахнув дверь в его комнату, Чебриков сразу же получил мощный удар в грудь, надежно отраженный бронежилетом, и, падая навзничь, увидел легко перемахнувшую через него тень. Очки, черт их побери, при падении слетели и водворить их на место удалось не сразу. Ладно, ничего страшного: все окна закрыты ставнями, а входную дверь, не полагаясь на допотопный крючок, ротмистр надежно заклинил — плечом не вышибешь! Ага, судя по звукам, доносившимся из глубины дома, это господин Кавардовский сейчас и пытается сделать... Все, Князь, ты влип!
Уже не торопясь, Петр Андреевич направился в переднюю, на ходу пряча пистолет в кобуру.
«Главное в нашем деле — шкурку не попортить...»
Стоп! А где же он?..
По полу кухни ползал только недовырубленный телохранитель Колтуна, которого пришлось успокоить аккуратным пинком в челюсть и дозой «лаванды». Где же Князь? Дверь по-прежнему заперта, как и окна... На печи его нет... За печью... Черт! Как же вы, господин ротмистр, позабыли про традиционную уральскую «западню»!
Точно! Половик прямо перед дверью в сени скомкан, а под ним... Лаз в подполье. Неужели там подземный ход за пределы усадьбы? Непростительная беспечность, граф!
Ступени вели в кирпичный закуток полтора на полтора метра с двумя металлическими, грубо крашенными суриком дверями. Одна заперта на висячий замок, вторая распахнута... Догадайтесь-ка с трех раз: где беглец?
Быстрей, быстрей! Под ногами скользит сырая глина, ход загибается куда-то в сторону. Новая дверь! Заперта? Слава богу, нет...
Как-то нехорошо заныло сердце. Вздор, времени нет... И голова почему-то кружится...
За дверью снова коридор, но совсем короткий, и еще одна дверь. Тоже не заперта! Лестница!..
Какой-то дом, явно нежилой, совершенно заброшенного вида. Даже не дом — халупа какая-то всего из одной комнаты! Дверь открывается прямо на улицу! Откуда он здесь? Помнится, со всех сторон усадьбу Колуна окружали вполне приличные дома. Да и не успел бы Князь добежать до другого дома — всего каких-то тридцать метров подземный ход тянулся, не больше. На улицу! Кавардовский не мог далеко уйти!
«Что-то потеплело на улице, вы не находите, граф?»
Потрясенный он стащил очки, совершенно ненужные из-за ярко сиявшей в ночном небе луны.
Чебриков стоял на какой-то совершенно незнакомой улице, вплотную упирающейся в березовый лес, которого, насколько он помнил географию Хоревска, тут не могло быть и в помине. Пригород Хоревска, Александровская слобода, в местном просторечии именуемая проще — Разбоевкой — растаяла без следа. Кругом расстилался унылый пейзаж, состоявший из крохотных домиков, выстроенных словно по линейке и украшавших собой небольшие клочки земли, окруженные заборами... Фантасмагория какая-то, право слово...
* * *
Кавардовский тогда растаял без следа, видимо укрывшись в березняке, а вернуться назад Петр Андреевич, с десятой примерно попытки отыскавший среди домиков-близнецов нужный, не смог: за металлической дверью, только что открывавшейся в сырой коридор, находилась ровная монолитная стена промерзшей за зиму глины, сохранявшая еще кое-где следы ровнявшей ее когда-то лопаты.
Вот и все. Вместо ожидаемых почестей и славы — тяжкое похмелье овеществленного кошмара, жалкого бродяжничества в совершенно чужом мире, непонятно откуда взявшемся на месте знакомого и понятного. Ни Кавардовского, ни дороги назад... Тупик, совсем как глиняная толща по другую сторону железной двери. Конечно, стоило обосноваться в этом кукольном поселке, но, увы, домики с чуть ли не фанерными стенками для жилья не были приспособлены абсолютно. Вообще их назначение долго оставалось для ротмистра загадкой.
Пришлось наведываться туда ежедневно, и один раз даже обнаружились следы, но две ночи, проведенные в засаде, принесли в качестве результата только зверский насморк.
