Чтобы снять номер в приличной гостинице на те гроши, которые остались после наполнения бездонных карманов таможенных хищников хана Церен-Дондуки, нельзя было и мечтать… Но так как «средний разряд» отсутствовал вообще, ютиться приходилось в настоящей трущобе, кормя полчища ненасытных, словно ханские опричники, клопов, оправляя естественные надобности в антисанитарных условиях (вернее — вообще при полном отсутствии условий), ежечасно рискуя подцепить ту самую пресловутую холеру. В питании путешественники тоже вынуждены были целиком перейти на местную кухню, ни разнообразием, ни удобоваримостью не отличавшуюся. Единственным достоинством местного «отеля» являлась его близость к порту и возможность первыми увидеть судно, направляющееся в нужную сторону. Самым же тягостным для обоих мужчин, вынужденных проводить дни в бездействии, было абсолютное отсутствие спиртного, за употребление которого, по законам шариата в местной редакции, полагалось публичное забивание виновного камнями насмерть, точно так же, как и за супружескую измену (жены, естественно, а не мужа) или намеренное искажение имени и титула «просвещенного» монарха.

Целыми днями напролет валяясь на кишащих всяческой мелкой и мерзкой живностью древних тюфяках в «отдельном» номере, отделенном от остальных таких же плешивым от возраста ковром непонятной расцветки, висящим на веревке, мученики дремали по очереди, потягивали кальян, арендованный у хозяина за астрономическую цену в три пула, и, за неимением других занятий, травили анекдоты. Попутных плавсредств не наблюдалось…

— Интересно, сколько мы еще будем торчать в этой богом забытой дыре? Вы случайно не знаете, пан Пшимановский?

Поляк оторвался от чтения своей рукописи, продолжать которую был не в состоянии по причине исписанных уже вдоль и поперек листов, подумал с минуту и пожал плечами. Иного ответа от него Владимир не ждал:

— Вот и я о том же…

Сделав такое глубокомысленное замечание, Бекбулатов потянулся было за своим мундштуком, и в этот момент мутное стекло, плохо укрепленное в крошечном окошке, задребезжало от далекого трубного звука…

— Du hast nicht vom Affen, und vom Kamel, der Teu-feldummkopf geschehen! (Ты произошел не от обезьяны, а от верблюда, чертов дурак! (Нем)).

Выругавшись в сердцах, Бекбулатов отошел от невозмутимого, словно упомянутое выше животное, матроса, с короткой винтовкой на плече охранявшего корабельный трап, и пожал плечами.

— Ничего мне не удалось добиться от этого.тупицы, Войцех. Все «Ich habe die Rechte nicht1 да „Ich habe die Rechte nicht“… (Не имею права (нем.)).Есть какие-нибудь предложения?

Предложений у замерзшего и дрожащего как осиновый лист Пшимановского было много, но все либо крайне неприличные, либо достаточно бредовые, чтобы начать исполнять их незамедлительно. Рациональное зерно — да и то всего лишь половинка, содержалось только в одном: найти капитана канонерской лодки «Stolze Adler» («Гордый орел» (нем)) и… Дальше можно не цитировать: кровожадность продрогшего и непривычно для себя трезвого Войцеха делала его разительно похожим на какого-нибудь североамериканского дикаря, жаждущего украсить свой вигвам свежим скальпом очередной бледнолицей собаки.

Так как капитана на борту уже не было, а добиться точного местонахождения командира от отличавшегося ослиным упрямством матроса у трапа не удалось, Бекбулатов решил действовать согласно дедуктивному методу, детально описанному в романах британского беллетриста Артура Конан Доила.

— Искать морского офицера в портовых трущобах, я думаю, не стоит, — объяснял он на ходу своему спутнику, торопливо кивающему и ежесекундно клацающему зубами от холода. — Вряд ли моряка потянет в места с весьма условным сервисом вроде нашего с вами «Grand Hotel». Куда бы первым делом вы направились, мой друг, сойдя на берег после продолжительного плавания, да еще в такую способствующую погоду?

— В кабак! — с готовностью выпалил поляк.

— Ну-у-у, я, наверное, тоже… А если алкоголь под категорическим запретом?

— Понежиться в тепле, поесть чего-нибудь деликатного, послушать музыку, на женщин красивых посмотреть…

— Ну, с женщинами тут тоже туговато — мусульмане все-таки, но три первых пункта найти можно. Вперед — в «Алтын-Гюль»!..

Командир канонерской лодки корветтен-капитан Густав Моргенау был обнаружен, не в «Золотом Цветке», ближайшей к гавани харчевне, претендующей на звание «ресторана», а только в четвертой по счету, «Идел», по праву славящейся лучшими в городе кулинарами. — Хм… — Бекбулатов был приятно удивлен, разглядев в изрядно прокуренном помещении обтянутую темно-синим сукном широкую спину моряка, сидящего за дальним от дверей столиком. — А капитан-то не лишен вкуса!

Корветтен-капитан, уплетавший целиком зажаренного на угольях барашка с разнообразным гарниром, ничуть не возражал, чтобы к его столу подсел негоциант из Данцига (Войцех клятвенно утверждал, что в совершенстве владеет диалектом этого прибалтийского города-государства) со своим бахчисарайским компаньоном. Он учтиво поддержал беседу, снисходительно выслушал «свежие» европейские новости (полугодичной давности), охотно поведал о положении дел в Восточной Германии, посмеялся над парочкой бородатых анекдотов, однако стал на редкость неуступчивым, услышав просьбу взять на борт попутных пассажиров.

— Я командую не почтовым пакетботом, господа, — самодовольно заявил Моргенау, обсасывая аппетитное ребрышко (оба путешественника сглотнули слюну, постаравшись сделать это незаметно, так как только что отказались от формально вежливого предложения разделить трапезу — не дело уважаемым коммерсантам соглашаться на халяву), — а боевым кораблем флота его светлости, на борту которого не место сухопутным… э-э… обитателям, — с честью выкрутился офицер из щекотливого положения, в которое его едва не завело многовековое презрение моряков к сухопутным крысам. — К тому же «Гордый орел» возвращается после выполнения очень ответственной, скажу больше, секретной миссии. Да, да!

— Но чем же мы помешаем этой самой миссии? Мы готовы щедро заплатить за проезд.

— Увы, инструкции, полученные мной на самом высоком уровне, препятствуют этому, — сокрушенно развел руками, перемазанными жиром, господин Моргенау. — Поверьте, я очень сожалею об этом обстоятельстве.

Переговоры зашли в тупик и, судя по стремительно растущей на блюде куче обглоданных костей, времени для выхода из оного практически не оставалось. Намечался цейтнот.

Лихорадочно перебирая в уме самые убийственные аргументы в пользу немедленного зачисления их с Войцехом в штат команды канонерки, причем с полным довольствием, Бекбулатов внезапно обратил внимание на то, что Густав, учтиво поддерживая беседу, все время при этом скашивает глаза на соседний столик, где все время, пока продолжался разговор, шла азартная игра в кости, точнее, в одну из разновидностей трик-трака.

Азартные игры указом целомудренного хана были также запрещены, но если за карты, три наперстка или петушиные бои, например, можно было угодить в соляные рудники, то на кости смотрели сквозь пальцы, особенно если игра шла не на живые деньги, а под запись или «на зубочистки». Сколько стоила одна такая зубочистка, зорких ханских стражников не интересовало. Один из них как раз прислонился к поддерживающей потолок колонне возле столика игроков, не обращавших на него ни малейшего внимания, увлеченно заглядывая через их спины, и шевелил губами, видимо подсчитывая ставки.

«Ага! — подумал Владимир, уже интуитивно чувствуя, что догадка верна и судьба дает путешественникам шанс. — А ведь вы заядлый игрок, господин Моргенау, хотя пытаетесь это скрыть!..»

— Вы понимаете что-нибудь в этой варварской игре? — поинтересовался он как можно более индифферентно у чрезмерно увлекшегося моряка.

— Нет, не особенно… Что-то очень простое, без сомнения, да и ставки, похоже, делаются грошовые.

— Да, да, — подхватил Бекбулатов, изо всех сил наступая под столом на ногу удивленного неожиданным поворотом разговора Войцеха, уже готового спросить: «А какого, собственно…». — То ли дело карты… Как-то раз, будучи проездом в Вене, я спустил в казино за вечер три тысячи двести золотых. Пришлось практически за бесценок отдать большую половину товара, закупленного для моей торговли в Бахчисарае, чтобы свести концы с концами…