Представилось, как там, в нескольких сотнях километров над головой, растопырив крылья солнечных батарей, несется с огромной скоростью по орбите вокруг зелено-голубой планеты спутник связи. Неужели что-нибудь случилось с этой коробкой, наполненной сотнями тысяч, если не миллионами всевозможных транзисторов, конденсаторов, сопротивлений и прочих электронных штуковин, ведь не только телефоны не функционируют, но и нет подключения к информационной сети?

Александр вспомнил, как еще совсем малышом, приоткрыв рот, сидел рядом с отцом, чинящим в очередной раз сломавшуюся их старенькую черно-белую «Аврору» — телевизор, выпущенный в год пятидесятилетия Великой Октябрьской, восхищенно следя, как дымящийся паяльник в умелых руках Бежецкого-старшего смело втыкается в нагромождение серебристых и разноцветных цилиндриков или похожих на миниатюрные черные шляпки, вроде как у Чарли Чаплина, штуковин на длинных серебристых стебельках-ножках… Конечно же в недрах столь сложной «машинки», как спутник, ничего подобного быть не может, Александр даже толком не представлял, как выглядят здешние спутники, не то что их начинка, но грезилось именно так.

Так, если все приборы связи разом выйти из строя не могли и не со спутником что-то произошло — удар шального метеорита, например, — то непременно возникли какие-то проблемы в самом Отделе. Что же делать?

Пока потери связи никто не заметил: спутниковый телефон только у начальника, то есть у Бежецкого, а у остальных — обычные «поминальники», у кого покруче, у кого попроще, но все без исключения не работающие из-за нахождения вне зоны покрытия сети. С компьютерщиками еще проще, так как, давно привыкшие к капризам своей сложнейшей и живущей по собственным иррациональным техническим законам системы, они относились ко всем сбоям и отказам со стоицизмом российского крестьянина, не ропщущего ни на засуху, ни на проливные дожди. Все в руке Божьей… Но что будет, если, не дай бог, случится что-нибудь экстренное? Вот навскидку: тривиальный приступ аппендицита у кого-нибудь из подопечных, и начальника возьмут за горло: вызывай, дескать, подмогу. Отнекиваться тем, что телефон не работает? А что ты сделал для того, чтобы установить альтернативный канал связи?

Свернуть всю экспедицию? Ученые будут этому только рады: выполненных работ, сделанных замеров и добытых образцов — словом, научных результатов хватит на три таких «полевых вылазки», если не на тридцать три или даже триста тридцать три. Но решиться на это без распоряжения начальства… Хотя… Отношение к подчиненным, и Александр имел уже возможность убедиться в этом, здесь отличается редким либерализмом. По головке его за проявленное самовольство вряд ли погладят, но… Выговор, взыскание — ладно, их Бежецкий, прошедший суровую школу Советской и Российской армии в покинутом мире, не то чтобы не боялся — считал чем-то неотделимым от любой службы, но как быть, если из-за этой оплошности прервется новая карьера? Ведь руководство данной экспедицией — не рядовое задание нового служащего «компании», а явный экзамен, своеобразное испытание на «аттестат зрелости». Сдашь — принимаем в крепко спаянный коллектив на правах равного, не сдашь — милости просим с шапкой на паперть, петь жалостливые песни, клянча у прохожих медяки. Сами, дескать, мы не местные… Если же следовать элементарной логике, то совсем не исключено, что потеря связи — именно запланированное усложнение экзамена, проверка на вшивость, так сказать, и от того, выйдет ли из этой ситуации командир с честью или кинется с ревом к мамочке, зависит вся его дальнейшая карьера…

Вертолет не вызовешь — связи нет, поэтому остается один вариант: отправить небольшой отряд из нескольких чел овею к ближайшему населенному пункту, поселку Куторан, который расположен в двух с лишним сотнях километров отсюда, если верить карте, чтобы попытаться установить связь с «центром» оттуда. Например, поручика Иевлева, одного из двух бессловесных подчиненных (или, наоборот, контролеров), двух казаков — Кузьмича и Алеху Маятного и конечно же Тунгуса. Все четверо отлично стоят на лыжах, с проводником не заблудятся, при этом хорошо вооружены и вообще не вчера на свет божий появились. Так, если принять во внимание рыхлый весенний снег, они затратят на дорогу четыре-пять дней, самое большее — шесть… Еще полдня кладем на вертолет… Вполне возможно, но откладывать, однако, не стоит — солнце начнет припекать, и через несколько дней тайга неизбежно превратится в сплошное болото…

Бежецкий аккуратно спрятал в футляр из искусственной кожи бесполезный телефон и отправился на поиски Тунгуса…

С утра, как назло, повалил снег, поэтому выступление пришлось отложить на пару часов, ожидая, когда распогодится настолько, чтобы можно было различить окружающий пейзаж хотя бы на сотню метров.

Предстоящий поход был обставлен как обычный охотничий: за то время, пока экспедиция шумела и галдела на всю тайгу, дичь успела откочевать так далеко от лагеря, что Тунгусу с казаками, дабы пополнить запас свежего мяса, приходилось раз от раза уходить все дальше и дальше. Порой такие охотничьи мини-экспедиции затягивались на два-три дня, так что особенного интереса у ученых подготовка к очередной не вызвала, да и сам ритуал прощания был сокращен до минимума.

Если быть честным до конца, то весь научный контингент обуревали совсем другие желания и проблемы: два дня назад совершенно неожиданно (вернее, ожиданно, но не так) опять начались загадочные для непосвященных «флюктуации». Возможно, они предвещали скорое закрытие «ворот», поэтому все ученые дневали и ночевали возле артефакта, стараясь выжать из него все, что возможно, а также боясь пропустить само явление, уже заранее, по аналогии окрещенное «коллапсом», и все связанные с ним процессы.

Бежецкий намеревался проводить группу километров пять-шесть, якобы из начальственного рвения, но на самом деле, чтобы прикинуть хотя бы начальные ориентиры на тот случай, если с ней что-то случится в пути. Карта картой, но все же…

Экономя силы, посланцы, навьюченные тяжелыми рюкзаками и карабинами, особенно не торопились, поэтому намеченное расстояние до «точки возврата» покрыли почти за два часа. Тунгус все время исчезал то справа, то слева от лыжни, как охотничий пес, ищущий добычу, возвращаясь обратно через несколько минут с разочарованным видом, чем еще больше напоминал умное животное. Наконец Александр решил, что с него хватит и, попрощавшись с товарищами, дав им последние цэу и пожелав счастливого пути, направился обратно.

Зарубки на стволах кедров и лиственниц, сделанные по пути, видны были отлично, подправить пришлось только две-три, лыжня, хорошо утрамбованная пятерыми не самой хрупкой конституции людьми, сама бежала под ноги… Пока все шло удачно.

Уверенно скользя, Бежецкий даже начал насвистывать какую-то мелодию, любуясь окружающей его заснеженной тайгой. И в самом деле: еще какие-то несколько дней, и снежный рай начнет постепенно превращаться в сущий ад, наполненный мириадами всяческой ползающей и летающей мелочи, разнообразной на вид, но непременно отличающейся одним общим качеством — вся она будет жутко кусачей. А пресловутый гнус, от которого нет спасения даже медведям и лосям! Приходилось, видали-с!.. От одного воспоминания об этой крылатой напасти у бывшего майора ВДВ зачесалось все тело.

Скрип лыж под чьими-то быстрыми ногами он услышал только за самой спиной…

— Это ты? Какого черта?..

Невозмутимый, как всегда, Тунгус замер перед Александром, скрестив руки на груди. Даже не вспотел вроде бы. Проклятый абориген…

«Черт возьми, — мысленно чертыхнулся про себя Бежецкий. — Опять этот синдром белого человека…»

— Ты что-то позабыл? — спросил он проводника уже мягче, стараясь унять в себе злость за то, что его, опытного человека, так легко и просто застали врасплох. — Что-то случилось?

Тунгус молча улыбался.

— Почему ты молчишь, е… … … ! — вскипел Александр, раздраженно сжимая кулаки. Вот еще тупица отыскался на его голову — дитя природы!