На второй день гостевания путники, посовещавшись, решили показать мужественным обитателям Краснознаменска дорогу в сопредельный необитаемый Парадиз, а Чебриков с Берестовым даже потратили пару дней, чтобы сводить к переходу нескольких краснознаменцев во главе с Егорычем и главой Города, по совместительству настоятелем местного православного храма, сумрачным и неразговорчивым бородачом лет сорока пяти, откликавшимся только на обращение товарищ Максимов и отец Варсонофий. Оставалось надеяться, что предприимчивые подземные жители найдут способ правильно воспользоваться неожиданно свалившимся им на голову «выигрышным лотерейным билетом».

Благодарность горожан, впервые за двадцать лет увидевших чистое небо и яркую зелень, отведавших не отравленную радиацией воду и услышавших пение птиц, не имела границ: кроме солидного запаса воды, самогона и продовольствия в виде сушеных и консервированных грибов и копченой крысятины (Валя едва не падала в обморок при одном воспоминании об этом тонком ястве) друзей в дорогу снабдили боеприпасами и теплой одеждой, сшитой из... Ну, вы уже поняли из чего.

Кучка краснознаменцев еще долго махала вслед удаляющимся путешественникам руками с зажатыми в них фонарями, пока те окончательно не скрылись из виду.

— Да... Может, повезет ребятам, переселятся в чистый мир, других перетащат. — Жорка пыхтя волок, как вьючная лошадь, санки, тяжело груженные любовно принайтованным к ним тюком с запасами, не забывая тем не менее мечтать по дороге. — Доброе дело сделали...

— Помолчи уж, добродел... — устало и глухо из-за закрывавшей нос и рот повязки (местные посоветовали) одернул его Николай. — Это ж сколько времени пройдет, пока они через такое игольное ушко пройдут да добро перетащат... А вдруг переход вообще закроется?

— Не каркай, твою мать, ворона! — одернул Александрова «миропроходец».

Все поежились: неизвестно ведь, как там впереди повернется, может, придется и проторенной дорогой возвращаться.

Старались говорить поменьше: аборигены предостерегли, что невесомая пыль, которую, полируя наст, нескончаемый ветер нес и нес по ледяной пустыне, радиоактивна и дышать ею особенно не рекомендуется. Из-за этого Чебриков нес Шаляпина за пазухой, против чего притихший кот особенно и не возражал.

— Тихо!

Проследив за вытянутой куда-то влево рукой Берестова, все с замиранием сердца явственно различили следующую параллельным курсом, но на солидном расстоянии, реденькую цепочку людей.

— Как волки! — проворчал Чебриков, поправляя ремень своего верного автомата. — Эй, позади! Не растягиваться!

Окончательно примолкнувшие спутники, не сговариваясь, ускорили шаг, слаженно налегая на постромки своих импровизированных повозок, под полозьями которых время от времени пронзительно взвизгивали невесть как попавшие на поверхность ледяного поля камешки. Метеориты, не иначе!

Вторая цепочка преследователей, на этот раз слева, обнаружилась примерно через час.

— Обложили, гады...

Вести погоню к переходу было немыслимо, и Чебриков, в серьезные моменты молчаливо признаваемый всеми вожаком, приказал остановиться и занять оборону. Окапывались двумя саперными лопатками, которыми щедро снабдили путешественников краснознаменцы, роя неподатливую землю по очереди.

— Принесла их нелегкая! — Берестов, хотя и мучимый в разреженном воздухе одышкой, работая своей неразлучной пешней успешнее, чем остальные саперными лопатками, в одиночку быстро отрыл окопчик во льду, перемежаемом слоями рыхлого грунта, почти сплошь состоявшего из пепла и принесенной откуда-то пыли, и теперь углублял его, вычерпывая черное и поблескивающее как антрацит крошево какой-то фанеркой, выуженной из поклажи. — Шакалы проклятые... Шакалы пока попыток нападения не предпринимали, лениво, казалось совершенно бесцельно, перемещаясь вне пределов досягаемости прицельного автоматного огня, и, судя по всему, внимательно наблюдали издалека за своими потенциальными жертвами. Мало-помалу оба отряда соединились, замкнув кольцо окружения, и теперь, хотя точно утверждать было нельзя, их численность понемногу увеличивалась.

— Жалко-то как! — пожаловался куда-то в пространство старик, трамбуя дно своего укрепления ногами и так придирчиво ровняя острием пешни стенки, словно собирался обосноваться здесь на постоянное жительство. — Еще денек-другой, и выбрались бы из этого холодильника, а теперь...

Владимирыч неторопливо распаковал свои санки, которые укладывал в подземном городе сам, не доверяя никому, и теперь под его ловкими пальцами на глазах изумленных товарищей из аккуратно высвобождаемых из разнообразного промасленного тряпья деталей рождалось что-то несомненно огнестрельное и чрезвычайно убедительное.

— Ребята!.. — отвлекая мужчин от занимательного зрелища, взвизгнула Валя, по-бабьи зажимая рот и трясущимся пальцем указывая куда-то вперед.

Молча, видимо следуя какой-то безмолвной команде, преследователи внезапно и все разом ринулись в атаку и теперь стремительно приближались, несомые вперед не иначе как колдовской силой. В руках их явственно поблескивало какое-то оружие.

— Держитесь! — громко выдохнул в свою повязку Чебриков, припадая к прицелу автомата. — Не допускайте паники!

Первые же короткие очереди «Калашникова», слившиеся с гавканьем александровского пистолета и гулким буханьем берестовской двустволки, которой неумело пользовался пацифист Жорка, в руках которого любое оружие было скорее психологическим, чем боевым, пробили широкие бреши в рядах нападавших, но нисколько не задержали их наступательного порыва. Уже были ясно различимы в вечном сумраке оскаленные безумные лица, заросшие дикой растительностью, и смертоносные пики, тесаки, топоры в руках...

— Ни в коем случае не допускать паники! — снова подал голос ротмистр, лихорадочно передергивая затвор, чтобы выбросить заклинивший не ко времени патрон, но его слова внезапно перекрыл оглушительный грохот.

Старик Берестов, возвышавшийся до половины груди над бруствером своего капонира, оскалившись не хуже нападавшего «берсерка», уперев приклад в плечо и прижимая его свободной рукой, поводил из стороны в сторону изрыгавшим пламя раструбом пулемета Дегтярева, легко узнаваемого по дисковому магазину сверху.

Не ожидавшие такой огневой мощи обороняющихся, которых наверняка считали легкой добычей, «шакалы» разом, как и вначале, повернулись и понеслись восвояси, сопровождаемые очередями с редкими проблесками трассеров, каждая из которых сшибала словно кегли двух, а то и трех человек...

Только когда ледяное поле вокруг укрепившихся путешественников опустело, Сергей Владимирович опустил на ледяную насыпь сразу зашипевший ствол пулемета и вымученно улыбнулся спутникам подрагивающими губами:

— Против лома — нет приема!

— Ты где эту пушку раздобыл, Владимирыч?! — прокричал Николай, лихорадочно вставляя в пистолетную обойму новые патроны и время от времени поглядывая через край мелкого окопчика в сторону противника.

— Места знать нужно! — откликнулся Берестов, ударом ладони отсоединяя от пулемета диск и вытаскивая из своего неистощимого вещмешка увесистый холщовый мешочек, в котором что-то металлически побрякивало. — Дело пришить, что ли, хочешь, а, Николай Ильич?

В этот момент над головами присевших от неожиданности путешественников сипло свистнуло, послышался гулкий взрыв метрах в пятнадцати-двадцати от окопчиков, и всех засыпало ледяной крошкой.

— Миномет у них там, что ли? — растерянно проговорил Николай, инстинктивно прикрывая голову сложенными руками. — Вот влипли так влипли!

Предваряемые короткими артобстрелами атаки в этот день случались еще два раза. Видимо, нападавшие испытывали недостаток в боеприпасах к своему миномету, — к тому же не отличавшемуся особенной точностью (наверняка самодельному). Потери осажденных пока заключались в случайном осколке, даже не от мины, а ледышки, глубоко поцарапавшем щеку невезучего Жорки, да легкой контузии у всех, без исключения, от снаряда, без сомнения шального, лопнувшего метрах в пяти от укрытия. Зато «шакалов» вокруг валялось предостаточно, в большинстве своем неподвижных, хотя некоторые все-таки пытались уползти к своим, и им в этом, экономя патроны, не препятствовали.