Но мир изменился, и ось "Бонн-Париж" сегодня уже не так сильна, как десять лет назад. После объединения Германия уже не придает такого большого значения франко-германскому сотрудничеству. Суть перемен еще в 1997 году хорошо передал Хорст Келер, находившийся тогда на посту президента Ассоциации германских сберегательных банков и бывший государственный секретарь Министерства финансов: "Для нас, немцев, было бы ошибкой преуменьшать свое значение. Нам определенно принадлежит ведущая роль в Европе, и мы должны с ней сжиться". (Любопытно, что Хорст Келер теперь возглавляет МВФ, и вряд ли его взгляды существенно изменились.)

Избрание во Франции нового президента также привело к заметному изменению ситуации. Жак Ширак относится к консервативным политикам, и забота о сохранении особой роли Франции в мировой политике — его политическое кредо. Пресса все чаще обращается к проблеме потери Францией политической субъектности. Французская политика, отличавшаяся при де Голле, Помпиду и Жискар д`Эстене самостоятельностью и своеобразием, привязанная к панъевропейским процессам, практически растворилась в них ввиду доминирования (с каждым годом все большего) немцев.

Основным предметом разногласий Франции и Германии является статус Европейского центрального банка (ЕЦБ). Очевидно, что ЕЦБ будет находиться под преобладающим влиянием Германии. Стремясь воспрепятствовать этому, Франция выступила с инициативой создания так называемого Совета зоны евро — консультативного органа, призванного решать задачи гармонизации фискальной политики стран-участниц союза. Хотя этот орган не будет наделен исполнительными полномочиями, у него останется возможность оказывать определенное влияние на политику ЕЦБ.

В свое время решение о расположении ЕЦБ во Франкфурте-на-Майне и о его полномочиях и независимом статусе стали той платой, которую ЕС заплатил Германии за ее членство в ЭВС и отказ от своей сильной национальной валюты. Естественно, что любые попытки прямого или косвенного ущемления прав ЕЦБ совершенно неприемлемы для Германии.

Новое обострение конфликта между Парижем и Бонном было связано с приходом левого правительства к власти во Франции. Французские социалисты не только требовали смягчить фискальные критерии вступления в ЭВС, но вообще выступают против дальнейшего ужесточения бюджетной политики в странах ЕС. По их мнению, приоритетом ЕС должно быть государственное поощрение занятости, что неизбежно приведет к увеличению бюджетных затрат. Оба требования Франции противоречат линии Германии на сильный евро и на фискальную дисциплину в ЭВС.

Противоречия между двумя ведущими силами в европейской интеграции умело используют США с целью расшатывания ЕС и дестабилизации политической обстановки в регионе. Ключевым моментом здесь является игра на неоимперских амбициях Германии. Именно эти амбиции определили печальную роль Германии в болезненном распаде Югославии и немецкое согласие на применение силы на Балканах. И недальновидность политиков Германии теперь дорого обойдется Европе.

Да, возможно, что сегодня форсировать события опасно, и слишком тяжелый евро может задавить экономический рост в ЕС, тогда как США получат очередную передышку и шанс на перегруппировку сил для нового рывка, как это случилось в начале 90-х. Но с другой стороны, сегодняшняя нерешительность может дорого обойтись Европе.

Первое. Смысл проекта евро выходит за рамки валютно-финансовой и даже общеэкономической области — есть весомые основания считать введение единой европейской валюты геополитическим проектом.

Второе. Становление евро в качестве мировой валюты происходит в условиях жесткой конкуренции с долларом. Пытаясь ослабить конкурентоспособность евро, США используют широкий арсенал средств, включая организацию давления на международных финансовых рынках, методы информационного, политического и даже военного давления.

Третье. В настоящий момент складываются благоприятные условия для роста курса евро и фундаментального утверждения его репутации в глазах как профессиональных участников международного финансового сообщества, так и широкой мировой общественности. Среди этих условий и факторов можно выделить:

а) диспропорции между удельным весом Европы в мировой экономике и торговле, а также в системе мировых финансов, с одной стороны, и удельным весом европейских валют в международных расчетах и в структуре валютных резервов центробанков;

б) растущую роль евро как инвестиционной валюты и валюты сбережения, которая еще более возрастет после введения в оборот наличных евро;

в) циклический подъем в экономике Европы и постоянно улучшающееся состояние государственных финансов еврозоны, с одной стороны, фундаментальный структурный и актуальный циклический кризис в экономике США, с другой стороны.

Четвертое. Сдерживающим фактором утверждения евро как мировой валюты является отсутствие политического единства стран-участниц европейского валютного союза и недостаток ясно выраженной политической воли руководителей ЕС. Это, в частности, выражается в недостаточных усилиях Европы по организации союзнических и партнерских отношений с другими странами в деле продвижения евро и по выстраиванию новой (альтернативной) инфраструктуры мировых финансов, в рамках которой она могла бы реализовать свое лидерство.

Видимо, деньги были всегда. Во всяком случае, еще задолго до того, как человек научился писать и читать, он уже использовал в качестве эквивалента стоимости беличьи шкурки, цветные ракушки, кусочки желтого металла, выносимые реками на песчаные отмели. Однако подавляющую часть своей долгой истории деньги были связаны со стоимостью товаров, имуществ, благ — то есть были лишь эквивалентом чего-то, обладавшего качеством. Чем были сами по себе деньги в эпоху Крестовых походов, Великого Рима или строительства пирамид? Лишь знаками вещей, расчетными единицами при обмене товаров. Владелец титула и замка, трона и королевства, дома и лавки, плуга и куска земли — все они были собственниками вещей, недвижимого и движимого имущества. Никто не говорил о ком-то: "он стоит миллион". Даже ростовщик воспринимался не как владелец денег, а лишь как человек, предоставляющий некие, не очень почтенные услуги.

Это была эпоха качества. Единый эквивалент стоимости лишь медленно формировался в ее недрах, а реальные ценности можно сказать, никак не сравнивались, обладая своими уникальными качествами: дом был домом, замок — замком, рукопись — рукописью. Да, поместье могло приносить большой или маленький доход, как и лавка, и участок земли. Но никому не приходило в голову считать умершего в нищете Достоевского менее значительным литератором, чем владельца доходных домов камергера Тютчева, равно никогда не сравнивалась Россия и Голландия из расчета ВНП, да еще на душу населения. А исход столкновения наиболее богатой и развитой страны раннего средневековья Византийской империи с дикой и абсолютно экономически неразвитой Русью князя Святослава ни в коей мере не определялся показателем ВВП и производительностью труда крестьянина-смерда в сравнении с ромеем. В общем, Запад есть Запад, Восток есть Восток.

Лишь прошлый, ХХ век дал иное, качественное изменение денежного эквивалента. Если можно так сказать, нечто, по определению лишенное качественных характеристик, приобрело свое собственное качество. Качество всеобщего эквивалента.

Разумеется, все началось не в ХХ веке, и на протяжении всего столетия это новое явление цивилизационного масштаба проявлялось не одновременно и не повсеместно. И тем более не бесконфликтно. В романе Буало-Нарсежака, где описываются отношения французов из метрополии с французами из колоний, есть фрагмент, удивительно точно описывающий этот цивилизационный водораздел: "…там это слово означает совсем не то же самое, что здесь. Деньги приходят, уходят… Главное, чтобы на своем пути они давали удовольствие, ощущение могущества… Хеллер зарабатывал столько, сколько хотел. Когда он умер, у него практически уже ничего не было". Сравним это с недавним сообщением "Sunday Times" о доходах Пола Маккартни: "За минувший год экс-битл Пол Маккартни заработал 175 миллионов фунтов стерлингов. Теперь его состояние составляет 750 миллионов фунтов стерлингов, или чуть больше миллиарда долларов. По прогнозам наблюдателей, в наступившем году Маккартни значительно приумножит свои сбережения, получив доходы от продаж сборника "Beatls 1". То есть никого не интересует, что он там напишет и насочиняет, а вот миллиард — это круто. Обратим внимание, интерес автора газеты прикован не к творчеству музыканта, а лишь к выраженной в долларах материальной составляющей этого успеха. В принципе, Маккартни мог и не писать вообще никакой музыки, а торговать зерном — успех его у автора "Sunday Times" был бы пропорционален заработанному: "Огромная сумма доходов за прошлый год сложилась, во-первых, из доходов от выпуска альбома лучших хитов "Битлз", и во-вторых, из стоимости наследства, оставленного покойной женой Маккартни — Линдой. Пол вступил в права наследства только в этом году". Наследство Линды — это главным образом компания по производству и торговле продуктами питания для вегетарианцев, так что пассаж с торговлей зерном — не натяжка. Журналиста и его читателей не волнует содержание песен, а лишь кошелек звезды. Но главное — вот: "Остается добавить, — пишет "Sunday Times", — что Пол Маккартни вдвое богаче королевы Елизаветы, чье состояние оценивается лишь в 480 миллионов долларов". То есть казавшееся немыслимым сравнение королевств или талантов достигло к концу столетия некоего апофеоза — музыкант оценивается вдвое выше королевы Великобритании.