— Хорошо, вы даете слово офицера, а эти, что с вами, какие гарантии могут дать они? — Перегудов кашлянул и добавил: — Второго я не знаю, вижу впервые, но у Грифа, насколько я могу судить, где была совесть, выросла огромная хреновина.

— Да, тут вы правы, Владлен Антонович, и второй, откровенно говоря, персонаж из той же оперы, — Верховцев прямо посмотрел в глаза своему собеседнику. — Скажу чистосердечно — мои спутники — люди без твердых жизненных принципов, и потому я выступаю от всех, пришедших сюда, единым гарантом и могу поклясться вам, что вы этих людей больше никогда не увидите и ничего о них не услышите, а они, в свою очередь, навсегда позабудут о вашем существовании. Всю ответственность за сказанное беру на себя. Мои координаты вам будут известны — если что, с меня и спрос.

Перегудов задумчиво поглядел на Верховцева:

— Звучит достаточно убедительно. А теперь, позвольте вопрос к вам. А почему, собственно, вы не сдали меня Серебрянскому сразу? Это было бы проще — хлопот никаких, а долю бы свою все равно получили.

— Охотно поясню, — детектив повертел в руках зажигалку. — Просто те люди мне неприятны, они слишком криминальны. Я их подозреваю в убийстве, по крайней мере, одного человека, и способности убить, сколько им потребуется. А вы из тех, кто никого не убивает и не убьет никогда.

Перегудов успокоенно вздохнул:

— Будем считать, что вы меня убедили. Признаюсь, я с того самого дня все кого-то и чего-то ждал. Понимаю ведь — такие дела надо проворачивать в Москве. Там с человеком за три жизни можно не встретиться, а в Риге… Покрутился неделю в центре и все налицо — от первого забулдыги до последнего депутата. Воистину Рига — город маленький… И с деньгами ношусь, как дурень с писаной торбой, — и в банк не положишь, и дома держать нельзя, в офисе тем более.

— Так вы что, все с собой таскаете? — удивился Верховцев.

— Да нет, конечно, — в свою очередь удивился Перегудов, — но сумма, которую вы запросили, найдется и здесь. Дома я не держу, так что придется нам смотаться на автовокзал, в камеру хранения.

— А мы их вдвоем дотащим? — насторожился Верховцев, подсознательно ища подвоха.

— Сразу видно, что вы не видели таких денег, — усмехнувшись сказал Перегудов. — Это всего двадцать пачек сотенными банкнотами…

Не откладывая, они, взяв такси, съездили за деньгами и через полчаса вернулись. Их ждали с нетерпением. Тут же принялись за шашлычки, запивая их хорошим сухим «Совиньоном». Гриф засыпал Карину анекдотами, Аркаша пялился на нее томным взглядом, но при этом оба зорко следили за Верховцевым, немного отошедшим в сторону с Перегудовым. Те беседовали, словно старые приятели.

— Хочу выпить за вас, Олег, человека, который смог заработать за час двести тысяч баксов.

— Ну, вы преувеличиваете, — парировал частный детектив. — Моя сумма делится на значительное число людей, а вот я имею теперь все основания выпить за человека, заработавшего за час два миллиона в зеленых.

— Не возражаю, — щедро улыбнулся тот. — Вы знаете, я даже рад, что встретился с вами, вы не поверите, но это так. За последнее время я как-то подрастерял всех друзей. Нет, не потому, что сделался крутым и заносчивым, я, как вы наверное поняли, таковым не являюсь, просто теперь по жизни у меня остались только партнеры, с которыми отношения обычно складываются как в сексе — или ты их, или они тебя… Я ведь только тогда понял, что перестройка началась, когда друзей стал как в бою терять. А с вами, мне почему-то кажется, мы вполне могли бы стать хорошими друзьями.

— Приятно слышать, — Верховцев зубами снял с шампура поджаристый кусочек и принялся жевать. — Вы тут упомянули о перестройке, и мне в этой связи вдруг вспомнилась одна история. В милицейской учебке, где я постигал азы сыскного дела, познакомился я с парнем. Звезд он с неба не хватал и поэтому после окончания пошел не в угро, а в администрацию тюрем. По его словам, он понял, что началась перестройка, когда столкнулся со странным явлением — на отсидку пошел прямо-таки вал осужденных за изнасилование. Порнуха в стране вышла из-под запрета, ну и все те, кто на этом был зациклен, на волне вседозволенности пустились во все тяжкие. Так вот, в его учреждении в какой-то момент сложилось так, что процент насильников достиг чуть ли не семидесяти. А в зоне эту публику ох, как не любят!.. Там у зеков своя строгая иерархия — за первым столом сидят те, кто в законе, за вторым, скажем, авторитеты, мужики — за третьим, ну, а пидары и опущенные — за последним. А тут их большинство вдруг образовалось, причем подавляющее. Законники и авторитеты частично к перестройке на волю вышли, они ее прорабами потом стали, а остальных эти новенькие подмяли. Так вот, мой знакомый старлей только тогда понял, что перестройка пришла, когда в его тюрьме пидары уселись за первый стол. Правда, это недолго длилось. Тут на тюрьмы вторая постперестроечная волна накатила — туда вернулись бандиты всех мастей, и все встало на свои места. «Петухи» снова к парашам приписались — и тише воды, ниже травы… Так вот там, у них, перестройка закончилась быстро, это у нас, в нашей жизни пидары еще за первым столом продолжают сидеть.

— Что ж, очень поучительный рассказ, — заметил Перегудов, с интересом выслушав Верховцева. — Может еще по стаканчику, за то, чтобы и в нашей стране все сели за причитающиеся им столы.

— Эх, если бы это что-то и впрямь изменило, — вздохнул Верховцев, — я бы за каждого прораба перестройки персонально выпил, но чтоб земля ему была пухом…

— Но они в нее не торопятся, — докончил мысль Перегудов.

Они еще немного поболтали и Верховцев, глянув на часы, решил, что пора бы и честь знать:

— Ну, позвольте откланяться. Если вдруг понадобятся мои услуги, буду рад встретиться в Риге.

— Это вполне возможно, — сказал Перегудов. — Меня дома ждут щекотливые проблемы, которые могут потребовать вашего участия. Рад был познакомиться с приятным человеком и, как говорится, не смею задерживать. Карина, проводи гостей до ворот…

При подходе к Костиному дому детектив вручил Аркаше и Грифу по три тугих пачки стодолларовых банкнот:

— Ваша доля, как уславливались в Риге. И еще: если кто вздумает хоть однажды сунуться к подзащитному, мне придется того убить, под такое обязательство получены деньги, и мне очень не хотелось бы его нарушать. Надеюсь, поняли?

Что-то буркнув в ответ, те с жадностью подхватили свои пачки и шустро рассовали по карманам.

— А себе по сколько отломили? — встрепенулся Гриф.

По глазам другого ассистента Верховцев понял, что и ему не дает покоя тот же вопрос.

— Так что, мне перед вами отчитаться? И в какой форме желаете? — Олег так выразительно посмотрел на своих подручных, что тем сразу расхотелось получить доступ к искомой информации, а мудрый, как сова, Аркаша тут же принял стойку «смирно».

Костя встретил их сообщением, что из Риги звонил некто Боб и просил передать, что Джексон легко ранен, и чтобы, по возвращению назад, Олег не шел домой, а сразу же к Аркаше. Джексон будет ждать его там.

Это сообщение неприятно взволновало детектива:

— Аркаша, собирай манатки, сегодня отвальная — завтра же уезжаем в Ригу!

— А я? — надтреснутым голосом напомнил о себе Гриф.

— Тебе опасно, но решай сам. Недельку поживешь у Кости, а за это время купишь себе здесь хату, это не проблема, деньги есть. Как только что-то изменится и можно будет вернуться в Ригу, дам знать. А теперь — парадная форма, и в кабак! Костя, что у вас тут в этом плане самое-самое?..

— У тебя все? — спросил Джексон, выслушав подробный рассказ Верховцева о результатах поездки на юг. Он изменил положение загипсованной ноги, устроился поудобней. — Значит, Гриф не захотел возвращаться?

— Ни в какую! — подтвердил детектив. — Судьба, говорит, подбросила мне последний шанс, и надо быть законченным идиотом, чтоб, имея приличные бабки для спокойной жизни в глубоком тылу, возвращаться на передовую. Решил зиму перекантоваться в теплых краях, а возможно, и обзавестись своим жильем.