— Ой, да что вы такое говорите! Если б вы знали, как я счастлива! — продолжала радостно щебетать его первая и единственная пока клиентка. — Олег Евгеньевич, сколько я вам должна за работу?

— Нисколько, — тоном, не терпящим двоякого толкования, ответил детектив. — Я уже свое получил. Лучше скажите, как у вас там… ну…

— А-а, понимаю. Да все нормально, в марте ждем прибавления. Вы знаете, я ходила на просвечивание — врачи сказали, что будет девочка. Все, как хотел Валера… И все-таки, Олег Евгеньевич, я хотела бы вас отблагодарить за…

— Не может быть и речи, — повторил Верховцев. — Вернется Каретников, пригласите в гости, хорошо? В общем, я рад за вас, желаю счастья!..

Текст телеграммы, которую Верховцев направил в мятежный Крым на имя Юрия Юрьевича Гиацинтова, гласил: «Над всей Латвией безоблачное небо», что для адресата, получившего ее, означало — все неприятности для него позади, и он может спокойно возвращаться назад. Но Гриф такой возможностью не воспользовался, благоразумно рассудив, что на зиму глядя с юга на север птицы не летают, ну, а умные люди, тем более. К тому же в уютном Мисхоре, где он прикупил скромный домик, у него завязался многообещающий романчик с неувядшей еще вдовой офицера-«афганца», которая жила по соседству, через дом, и готовила восхитительный украинский борщ с пампушками на чесночной подливе. И этот «романчик» в длинные зимние ночи сулил немало плотских утех, к которым наш герой-повеса еще не потерял ядреный мужской интерес.

Вернувшись в Ригу, Аркаша неожиданно впал в депрессию. Ему стало скучно. Казалось бы, отчего, — с его капитальцем можно было в ближайшие годы вести вполне обеспеченную, беспроблемную жизнь. Депрессия Аркаши объяснялась отсутствием стимула — отпала необходимость в «общественно-полезном» труде, необходимость ежедневного, унизительного добывания средств к существованию. Но мало того — он совершенно не знал, что ему делать со своими деньгами.

Сначала он задумал себе купить очень «крутую» машину, но мудро рассудив, что он будет плохо спать, пока машина стоит на стоянке, и совсем не будет спать, когда ее украдут, отказался от этой затеи. Затем он решил отправиться в суперкруиз на какие-нибудь экзотические острова, но и эту идею отклонил, предположив, что впечатлений больших, чем в Крыму, ему не получить. И тогда он банально положил свои баксы в государственный банк на депозит под восемь процентов годовых, что давало ему двести долларов в месяц, короче, стал рядовым рантье.

Однажды в подпитии по одному из телефонов своей картотеки он заказал девочку. Для себя. Ему привели такую «жабу», что он, увидев ее, чуть не блеванул на пороге.

— Таких должны приводить бесплатно по государственным праздникам в психушку! — заявил он ее адъютанту, выталкивая обоих за дверь.

Под рождество к нему нежданно-негаданно нагрянул родственник, дядя из Штатов, бывший рижанин, и предложил Аркаше перебираться за океан. В Латвии было скучно. Здесь его ничего не держало, не проглядывалось никаких перспектив и он, недолго сомневаясь, дал согласие и принялся оформлять документы.

Примерно через полгода Аркаша улетел в Америку.

… Возрождение Адвоката не состоялось, он угодил в психушку. История, предшествовавшая этому печальному факту, была исполнена шекспировского трагизма.

Во время одной из бурных семейных сцен выяснения личностных отношений на почве очередного легкого запоя Сени, жена обозвала его амебой и нищим ничтожеством. Подгулявший Адвокат, тщательно скрывавший от супружницы свои халявные валютные накопления, на этот раз решил аргументированно побороться за несуществующую справедливость, и в необдуманном порыве извлек их из тайника, и сунул под нос опешившей «ментовке» со словами праведного гнева: «Сама ты нищенка! А это ты видела, засранка!» Не верившая в чудеса, но верившая в силу строгой полицейской логики, та, со злостью выхватив у него пачку купюр, мгновенно обратила ее в клочья и швырнула в окно во власть вольного ветра, приговаривая: «Я, придурок, у себя в тюряге на ксероксе таких долларов мешок могу наштамповать, а еще мешок мне зеки за ночь нарисуют…» Потрясенный, оскорбленный до глубины своей испитой души, забыв все предосторожности, Сеня яростно набросился на идиотку, но его атака тут же и захлебнулась. Старый ментовский прием сработал безотказно — получив умелый жестокий удар ладонями по обоим ушам одновременно, наш правдоборец незамедлительно отключился.

Столь щедрый удар повлек за собой непредсказуемые последствия — уже к следующему утру левое ухо Адвоката выросло до размеров чайного блюдца. Напуганный таким открытием, он тут же помчался в поликлинику. Доктор, осмотревший пациента, долго качал головой и дивился, как тот за короткий срок умудрился «откормить такой уникальный локатор». Он констатировал гематому и предложил больному немедленно оперироваться.

После операции Сеня закапризничал и домой не вернулся. На чудом уцелевший «энзэ» в размере двухсот баксов, схороненный за обшивкой седла своего ржавого велосипеда в сарайчике под домом, он беспробудно запил и категорически обосновался в теплотрассе подвала. Через пару недель его «вычислила» дворник, но на все ее увещевания вернуться домой, Адвокат неизменно отвечал, что никто не вправе покушаться на его гражданские свободы, закрепленные Всеобщей декларацией прав человека, и что свое подполье он поменяет, разве что, на виллу во Флориде. В случае же насильственного выселения, весь дом рискует взлететь на воздух. С Флоридой ничего не выгорело, а палата в психоневрологическом диспансере на улице Твайка была ему обеспечена без особых проволочек.

Неизвестная женщина, которая назначила ему свидание в сквере у памятника Райнису, подошла к нему и спросила:

— Вы Олег Верховцев?

Ее глаза были полны тихой печали.

— Да, я, — ответил детектив, пытаясь предугадать, о чем пойдет разговор.

— Моя фамилия Серебрянская, — скромно сообщила женщина. — Анна Серебрянская. Вы знаете, мой отец хотел меня познакомить с вами. Вышло так, что это его желание оказалось последним… Последняя воля… Ну, вот… Я была обязана ее исполнить… простите…

— Я… пожалуйста… — начал было Верховцев, но не найдя точных слов, смутился и замолчал.

— Мне ничего не надо… Это ради памяти отца… Он говорил, что вы все поймете… Он мне говорил, что вы — НАСТОЯЩИЙ…