— И как ты это для себя объясняешь? — полюбопытствовал Верховцев.

— Хм, объясняю… В жизни случаются явления, которые трудно поддаются толкованию, полтергейст, например, шаровая молния… Вот и с Грифом так, думай что хочешь: провернул удачное дело, либо на крупного лоха нарвался, либо… Послушай, Олег, не к тебе ли это чудо-юдо подтягивается?

Верховцев не успел повернуть голову и проследить за взглядом Джексона, как перед их столом возникла девица весьма экстравагантного вида с кувшином пива в руках. Она была облачена в легкий свитерок немыслимой аляповатой расцветки с длинными, будто в костюме печального Пьеро, свисающими рукавами. Его дополняли миниюбка, абсолютно некорректная с позиции строгой морали, и высокие, шнурованные, армейского вида башмаки. Довольно смазливую ее мордашку венчала бестолковая, без малейших признаков архитектурной мысли, композиция встрепанных огненно-рыжих волос.

— Мальчики, разрешите ворваться в ваш междусобойчик? — кротко промяукала она, сопровождая вопрос блаженной улыбкой Джоконды.

Друзья переглянулись между собой, потом, не сговариваясь, перевели взоры на это, невесть откуда возникшее, симпатичное чучело и снова обменялись взглядами.

— Видите ли, мадам, — неуверенно начал Верховцев, — у нас тут свои разговоры, боюсь, они вам будут неинтересны…

— Мой друг прав, — подхватил Джексон. — У нас сугубо мужские дела и на общение с вами…

— О, так вы голубые?! — взмахнула болтающимися рукавами незнакомка, едва не выпустив из объятий кувшин. — А по виду никогда не подумаешь.

— Вот тебе и раз, — у Джексона даже приотвисла челюсть, но он тут же пришел в себя. — Мадам, отскочите в свою лузу, а то я вам крупно испорчу настроение, и вы измучитесь от бессонницы. — И, обращаясь к Верховцеву, добавил: — Есть категория людей, с которыми по-другому нельзя, не понимают культурной речи, хоть умри.

— Нет, не голубые, — с радостью на лице переменила свою точку зрения рыжеволосая и, уже не спрашивая, села на свободное место рядом с Джексоном, поставив в центр стола кувшин. — Нормальные свои ребята, добротный мужской лексикон. Голубые изъясняются в стиле куртуазного манеризма, наливай командир!

Устный приказ адресовался Верховцеву, к нему же была придвинута и пустая кружка. Олег, косясь на Джексона, наполнил емкость. Рыжеволосая вознесла ее кверху и, обращаясь к каждому из них поочередно, провозгласила:

— Меня зовут Ляля, а по паспорту я Виктория. Выпьем, мужики, за знакомство, а потом бесцеремонно пообщаемся. Я думаю, нам будет взаимно нескучно.

Друзья по инерции подняли кружки, продолжая с нескрываемым интересом разглядывать это вдруг-откуда-ни возьмись.

— Ну раз вы так лихо взяли нас за жабры, никуда не денешься, придется поддержать комсомольский призыв, — сказал Верховцев. — Я — Олег, а рядом с вами…

— Зовите меня мистер Джексон, — закончил за него Джексон.

— А теперь вопрос первый, — сказала она, резво управившись с полулитрой пива. — Как вы относитесь к мужскому половому органу в состоянии мощной эрекции?

Видавший виды Верховцев отчего-то поперхнулся пивом, а Джексон, отставил кружку и после затянувшейся паузы, произнес:

— Мадам, хоть вы и назвали нас своими, но, очевидно, обратились все же не по адресу — мы не из лиги сексуальных реформ, мы проходим по другому ведомству.

— А вы, простите, какую тусовку представляете? — ввернул вопросик Верховцев, стараясь сохранить непринужденную обстановку. — Не вижу, в чем могут пересекаться наши интересы.

— Я — репортер, — ответила Ляля, сверкнув белозубой улыбкой. — Газета «Тутти-фрутти» — всякая всячина, знаете такую?

— Приходилось видеть на лотках, — откликнулся Верховцев.

— Ну вот, — она засияла, словно удостоилась ошеломляющего комплимента. — Мы сегодня с коллегами выход сотого номера отмечаем. Они вон за тем столом. И она, повернувшись, показала взглядом туда, где в клубах табачного дыма за длинным столом, гремя кружками, звеня бокалами, то и дело перекрикивая друг друга, шумно кутила компания молодых людей.

— Мне сдается, место для такого юбилея ваш бравый коллектив выбрал не самое подходящее, — осторожно заметил Верховцев. — Публика здесь собирается специфическая, так что ваше торжество могут омрачить от нечего делать.

— Что вы, господа, — всплеснула она руками, — мы спецом погрузились в «Омут», здесь такой прикол! И публика здесь наша! Мы ведь не еженедельная приятная газета как «Суббота». Они пишут о бомонде и потому тусуются в приват-клубе «Лео», в «Парадизо», в казино разных. А мы газета для низов, наш объект исследования — простой обыватель, человек дна. Дно — это суть, точка отсчета любой общественной формации, дно вечно, а все, что вроде бы наверху, преходяще — пена тает, сливки снимают, дерьмо относит течением.

— А чем вас не устраивает своя компания? — спросил Джексон, с некоторым интересом слушавший рассуждения этой экзальтированной особы.

— Поднадоело. Все одно и то же: разговоры, сплетни, бородатые анекдоты… Все старо, пережевано, постно, а настоящего репортера всегда манит тэрра инкогнита, черные дыры бытия. Вот и я не могу жить без новых впечатлений, без полета свежей мысли, без того, наконец, что составляет сущность тайных вожделений любой женщины — неизведанных сексуальных откровений.

— Как я понял, в вашей газетенке вы ведете рубрику «Актуальный секс» или что-то наподобие? — в голосе Джексона слышалась открытая издевка.

— Не в газетенке, а в газете, — заносчиво парировала репортер и не без гордости добавила: — Да, я разрабатываю именно эту тему! Мои статьи выходят под псевдонимом Ляля Трепетная. А вы что-то имеете против секса? Вы ханжа?

Верховцеву было явно «не в кассу» завязывать сейчас выяснение отношений и он, улучшив момент, шепнул на ухо Джексону:

— Женя, ее надо спровадить. Она нас достанет, договорить не даст.

Тому не требовалось объяснять два раза, он повертел головой и вдруг заметил непонятно откуда появившегося Грифа. Тот, видимо, только что пришел и еще даже не успел осмотреться. Его глаза излучали неистребимый оптимизм и веселую дерзость, свойственные баловням судьбы и махровым прожигателям жизни.

— А вот на ловца и зверь, — чуть слышно пробормотал Джексон, сделав ногой под столом незаметный знак Олегу. Потом повернулся к репортеру. — Знаете, Ляля, мы в вашей специфике не сильны, зато можем представить вас известному авторитету в этой области. Там и полет свежей мысли будет и целый букет откровений по самые гланды. Впечатлений не только на статью, на целый цикл хватит…

У Ляли загорелись глаза.

— Где?! — чувственно выдохнула она. — Познакомьте, если можно.

— Можно, еще и как можно, — Джексон из последних сил старался казаться серьезным. — Юра!.. Юрий Юрьевич!..

Гриф услышал оклик и важный, словно лебедь в царском пруду, подплыл к их столу.

— Вот, Ляля, представляю вам крупнейшего специалиста в сфере нетрадиционного секса, — сказал Джексон и затем повернулся к подошедшему, и пояснил: — Мадам журналистка этим вопросом интересуется с профессиональной и философской точек зрения. Не могли бы вы дать ей исчерпывающее интервью по этому поводу.

Грифа, казалось, подобное предложение нисколько не смутило. Он внимательно оглядел слегка подвыпившую даму и, небрежно смахнув с плеча невидимую пылинку, директорским тоном оповестил:

— Ну, что ж, можно. Но тема настолько деликатна, что не терпит присутствия посторонних глаз и ушей. У меня тут есть укромный, можно сказать… кабинет. Пройдем туда!

Ляле Гриф понравился, и потому она, не задумываясь, подскочила и чуть ли не вприпрыжку отправилась вслед за ним. В подсобке бармена Эрвина исследовательницу «дна» ждало очень увлекательное интервью, в чем Джексон не испытывал ни малейшего сомнения. Но у стойки бара Гриф ее слегка притормозил:

— Лялек, возьми пивка и несколько бутиков!

И тут же стал накладывать в тарелку из металла бутерброды с сыром и ветчиной. Служительница масс-медиа безропотно достала кошелек и приготовилась платить. Гриф тут же сунул туда нос: