Томительная пауза… И грянула оглушительная овация.

Актеры вразнобой кланялись, явно не удивленные произведенным эффектом, но все-таки ошарашенные и опустошенные. Девушку в светлой маске едва держали подламывающиеся ноги… Зато довольные зрители утирали слезы, сморкались, аплодировали, топали ногами, громогласно выражали восторг и норовили протиснуться поближе к сцене. Таких простосердечных было большинство. А меньшинство молча переглядывалось с соседями; или отводило глаза, пряча в них недоумение и беспокойство; а кто-то хмурился, либо, наоборот, понимающе ухмылялся…

И прочитывалось в этом молчании, как и в лихорадочных воплях дно спрятанное, неявное, имеющее совсем другой смысл, чем казалось на первый взгляд.

— Эк они закрутили, — заключил, крякнув, дедок на телеге.

— Ну и чего такого в этом спектакле? — недовольно вопрошал кто-то. — Говорили будет скандал! И где?

— Чего скандал-то? История, как история, — разочарованно вторили ему.

— А дружок героя хорош, все советы какие бестолковые давал, — отозвался один из зрителей. — Мудрый вроде, а все будто назло… Вроде и дельные советы, а вишь, как все оборачивалось?

— Может, он вовсе и не хотел, чтобы друг его любил девчонку? — откликнулся другой в ответ,

— Так я не понял, — громко и простодушно спросил некто неразличимый в сутолоке. — Этот, который дракона играл, он вредил что ли?.. А я-то думал помогает…

Толпа вокруг простодушного сразу же поредела. Окружающие отворачивались, застывая лицами и спеша отойти. Или, наоборот, озадаченно стучали пальцем по лбу, мол, говори, да не заговаривайся.

— А играли так себе, — неожиданно внятно произнес мужской голос рядом со мной. — Руки не знают куда пристроить, жестикуляцией злоупотребляют… Хотя девочка ничего… — Я обернулся, увидев высокого, узколицего мужчину в столичного покроя костюме и анемичного облика, но яркоглазую, красивую женщину рядом с ним. Кэрисса Вуколь и Стиан Верхогляд, собственными персонами. Решили полюбоваться игрой местных талантов.

— Ничего, — отозвалась женщина медленно, с легкой царапинкой в тоне. — И спектакль… удался. Здесь содержание с лихвой покроет все недостатки актерской игры. Для простецов — мелодрама, для остальных же… — Она поморщилась, не договорив.

А над сценой, в сгущающихся сумерках, почти неразличимый уже умирал неведомый дракон, распростерший крылья лишь на короткий час, пока шло действо; дракон, опаливший всех присутствующих огненным дыханием… Чей? Может быть автора пьесы, может быть рожденный куражом игравших на сцене, может быть созданный зрителями, а скорее всего — один на всех, сотворенный странным, возможным лишь ненадолго, единством слов, игры, понимания… и волшебства ночи.

Из ниоткуда внезапно, как всегда, вынырнул Тучакка.

— Видал спектакль? — осведомился он, ничуть не сомневаясь, что я был там и все видел. Впрочем, на этот раз он не ошибся.

— Ну и что?

— А то, что это только начало. Я же говорил вам, что Город наглеет, — он выразительно сгримасничал, — и переходит в наступление. И вам придется ответить. За все. Даже за того душителя.

— Мало ли кретинов, на свете. Почему мы должны отвечать за них?

— Это только начало. Хотя уже то, что подобный спектакль рискнули показать прямо на Празднике, говорит о многом. Жаль, что вы слушать не хотите.

— Сдается мне, что я только и делаю, что слушаю тебя.

— В таком случае, ты, возможно, избежишь общей участи, — хмыкнул Тучакка самодовольно.

— Они не посмеют.

— Понимаешь ли в чем дело, Птенец, еще лет десять назад даже городского душителя со всеми его призрачными драконообразными скорее всего не сочли показательным фактором. Так, мелкий эпизод, не оставивший на сияющей ауре великих и могучих драконов крохотного пятнышка. Сейчас же — время иное. Сейчас этот мерзавец послужит последней каплей. Людям просто нужен повод. Нарыв созрел. Вам следует быть осторожнее…

— Да что они смогут сделать? Всего лишь люди…

— Ха, ты никак заразился драконьей болезнью — высокомерием? Что ж, тоже не ново. Вот только однажды надменность драконов дорого обошлась их владельцам, если вспомнить Великую войну. Всего лишь люди свели на нет поголовье драконов…

— Да что это вы все словно сговорились — война, война, война…

— Жизнь указывает актуальные темы разговоров… — Тучакка внезапно хихикнул. — Между прочим, если тебе любопытно, сюжет для того спектакля был написан семь веков назад. И автора его — кстати, владельца дракона, — изгнали из лиги драматургов за ересь. А как нынче свежа темка-то… Да! Я же не поздравил тебя с сегодняшней премьерой? Это было изумительно, прими мое благоговение… А народ так просто в экстазе. Поверь, я спрашивал, — он весело булькнул.

— Сейчас скажешь какую-нибудь гадость, — проницательно предположил я.

— Непременно, — хищно осклабился Тучакка. — Ты знаешь, о чем теперь некоторые беспокоятся? Если ты на столько гениален, что способен писать подобные, как они выразились, «живые» песни, то что тебе помешает однажды сочинить что-нибудь эдакое, смертоносное? При твоем-то умении воздействовать на слушателей…

— Действительно, — пробормотал я слегка ошарашено. — И что мне помешает?..

Мимо все еще текли, расходившиеся зрители — неохотно, возбужденно переговариваясь. Мелькнуло несколько знакомых лиц. Весьма озабоченных, надо заметить.

Потащили наспех снятые декорации. Из охапки плетущегося мимо парня торчали кое-как перевязанные бутафорские еловые ветки. За собой он волок деревянную стойку на колесах с вешалками, где, криво прикрытые холстиной, висели костюмы — длинный плащ Друга, костюм и лук Охотника. За парнем следом спешили сам актер, игравший Охотника с коробкой, из которой торчали маски и его партнерша, в наброшенном поверх костюма плаще, с тонкой светлой маской в одной руке и с белокурым париком в другой…

Капюшон прикрывал ее лицо, Я лишь мельком успел различить блеск спрятавшихся в тени глаз и короткие пряди русых волос…

— Куда?! — поразился Тучакка, когда я сорвался с места.

Толпа сомкнулась вокруг актеров, словно темная, мутная вода. Увлекла, сразу же стерла следы. Когда я бросился следом — было снова поздно. Казалось бы не так сложно даже в толпе найти актеров, нагруженных костюмами и декорациями. Но когда вокруг полно других актеров в костюмах, когда декорации и реквизит выстроены в замысловатые лабиринты, когда людей поблизости море и каждый спешит в свою сторону, то…

В общем, через несколько минут, запыхавшись, я вернулся к сцене и обратился к женщине в старинном, расшитом золотом платье, которая читала какие-то листки под качающимся фонарем, пока рабочие готовили новые декорации.

— Скажите пожалуйста, тут только что играли представление трое актеров…

Женщина, как мне показалось, напряглась и обернулась без особой охоты. Густо подведенные черным глаза смотрели неприязненно и встревожено. Взгляд их наткнулся на значок на моей куртке и мгновенно, словно уколовшись, затаился среди наклеенный искусственных ресниц, как затравленный зверек в траве.

— Играли, — снова отворачиваясь, подтвердила она. — Только ушли уже. Как закончили, так сразу ушли. Теперь наша очередь…

— А вы не знаете, где бы я мог их найти?

Листочки в ее пальцах дрогнули. Посыпалась невесомая пудра, оседая на потертой золотой вышивке костюма.

— Не знаю, — резко отозвалась актриса, бесцельно скользя взором по исписанным страничкам. Пальцы заметно сминали уголки бумаги.

— Говорили, что они местные. В городе все актеры знают друг друга…

— И никто здесь их не знает. И незачем вам выспрашивать, господин. Здесь у каждого свое дело, — сердито произнесла женщина, повернулась и поспешила отойти к группке своих товарищей, разговаривающих возле кулис.

Я озадаченно смотрел ей вслед. Да что я такого спросил?

Актеры, к которым присоединилась дама в вышитом платье, один за другим принялись исподтишка бросать на меня оценивающие взгляды, колкие, как мелкие шипы. Неопасно, но раздражает. А вот если сунуться с новыми вопросами — и оцарапаться можно.