— А вы сами-то кто? — спросил я, чувствуя, как от непрерывной болтовни трещит голова.

— Вевур, — представился охотно собеседник. — Смотрители и сторожа мы здешние.

— Мы?

— Я и Колючка, — он кивнул на флегматичного барсука, семенящего поблизости.

— Разве на Упокоище есть смотрители? Я думал оно брошено…

— Официально — само собой, но ведь как получается? — Вевур заметно оживился. — У всех здесь лежат родственники, то прадеды, то прапрабабки. Не всякий рвется забыть свои корни. Вот и приходят иногда сюда. Им приятно видеть, что за их родичами присматривают, заботятся, а там смотришь, в благодарность и деньжат подкинут… А нам с Колючкой много ли надо?

Развалины Святилища и могилы остались, между тем, позади и узкая, засыпанная еще прошлогодними коричневыми, влажно пружинящими по ногами листьями, дорожка свернула в рощицу, окружавшую кладбище. Рощица встретила нас стылой прохладой и утренней птичьей многоголосицей. Справа, под склоненными ветвями старого дерева, высилось покосившееся каменное сооружение, которое больше всего хотелось обозвать склепом.

— Вот, — с гордостью махнув рукой на «склеп», Вевур сообщил внушительно: — Мое жилище!

Все пришедшие в раскалывающуюся голову комментарии я решил держать при себе. На всякий случай. А, переступив порог странного жилища, остановился ошеломленный, огляделся и полюбопытствовал:

— И что, все это вы приобрели от щедрот признательных родственников покойных?

Вевур довольно засмеялся, явно польщенный произведенным впечатлением. Под крышей дома он как-то неуловимо, но отчетливо преобразился, словно сбросил маску слегка расхлябанного, болтливого бродяги. Костюм его остался прежним, как и трехдневная щетина на ввалившихся щеках, и ухмылка от уха до уха, но теперь маскарадность внешнего облика просто бросалась в глаза. Он даже помолодел заметно. Теперь лично я бы не дал ему и тридцати лет.

Разваливающийся снаружи склеп внутри оказался вовсе даже и не чьим-то последним приютом, бессовестно экспроприированным Вевуром, а прекрасным жилищем, обставленным с отменным вкусом и чувством меры. Добротная мебель, резные деревянные панели, прикрывающие холодный камень, многочисленные книги на полках и в нишах, даже скрещенная пара старинных мечей на подставке. Единственное, что несколько портило общее впечатление — это немыслимое количество пустых бутылок, выставленных нестройными рядами вдоль стен. Бутылки были старыми, покрытыми пылью и паутиной и новыми, чисто блестящими. Они были разных форм, размеров и расцветок, с литыми печатями и в соломенной оплетке, квадратные и узкогорлые. Пожалуй, единственное, что их объединяло так то, что раньше они содержали отнюдь не дешевое вино.

Хозяин, гостеприимно пригласив меня внутрь, скрылся в соседней комнате. Барсук привычно прыгнул в одно из кресел и принялся деловито вычищать шкурку. Я потянулся, было, машинально его погладить, но зверек встретил поползновение столь активным неодобрением, что я поспешил отдернуть руку. Однако, слегка задев пушистый мех зверя, я выяснил происхождение его странного имени — в густой шерсти прятались длинные, острые, гибкие иглы. И уж если присмотреться внимательно, этот зверь был барсуком ничуть не больше, чем его хозяин — нищим сторожем кладбища!..

— Прошу, — вернувшийся хозяин протянул мне высокий граненый стакан.

— Это не вода, — с подозрением сказал я, изучая изумрудного оттенка жидкость.

— Это универсальное средство от похмелья, — пояснил Вевур, улыбаясь. — Ты, наверное, уже понял, что в данном вопросе я большой специалист. — Он кивнул в сторону бутылочных отрядов. — Выпей, должно помочь, если, конечно, в твоих жилах не течет ни капли троллиной крови, иначе это снадобье тебя убьет в четверть минуты…

— Гм, — сомнением отозвался я, наблюдая, как булькает и пенится жидкость. За чистоту своей крови я отвечать не мог, ибо был лесным найденышем. Но с другой стороны голову ломило так, что быстрая смерть выглядела не столь уж плохим решением проблемы. Поэтому я сделал глоток. В глазах слегка потемнело, но после сознание прояснилось, череп перестал трещать, а мерзкий привкус во рту сменялся терпимо-отвратительным. Я вздохнул, чувствуя, что поживу еще немного.

— В Гнезде поменяли порядки? — спросил Вевур, с благожелательным интересом наблюдая за моими мучениями. — Или у Птенца были серьезные основания наглотаться забродившего нектара?.. Девушка? — с неожиданной прозорливостью предположил он.

Я только мотнул головой. Вчерашний день и вечер сливались в единый спрессованный, издающий неприятные миазмы ком, ковырять который не хотелось.

— Девушек много, — сообщил Вевур, не столько нравоучительно, сколько задумчиво. — Девушки приходят и уходят. А дракон у тебя один.

— Она тоже… одна, — сумрачно отозвался я, заглядывая а опустевший стакан.

— Девушки прощают и возвращаются. Драконы — никогда.

Я повел плечами, Меньше всего мне сейчас хотелось выслушивать назидательные сентенции. И без того тошно. Хорошо хоть голова, убаюканная изумрудным зельем, блаженно притихла. Я поставил стакан, намереваясь поблагодарить хозяина за оказанную помощь и попрощаться. Путь до Гнезда неблизкий, а еще предстояло объясняться с наставниками по поводу ночного отсутствия и не мешало бы выдумать что-нибудь по этому поводу… Мой мрачный взгляд рассеянно скользнул по комнате, книжным полкам, мечам и вдруг сам собой задержался на одной из стен, где висел небольшой рисунок, выполненный пастелью: молодая женщина, полуобернувшись, улыбалась зрителю. Но не женщина, в лице которой не было ничего необычного за исключением, пожалуй, слишком высоких скул, привлекла мое внимание, а сам рисунок. Я никогда не считал себя большим ценителем живописи, но в данном случае я почуял знакомое до боли присутствие.

— Это ваша работа? — спросил я, не оглядываясь.

— Моя, — спокойно признался Вевур.

— У вас тоже был дракон, — пораженный действительно неожиданной догадкой выдохнул я, ни мгновения не колеблясь в выборе правильного времени.

— Был, — так же негромко и лаконично подтвердил Вевур.

— Что с ним случилось?

— Хотелось бы думать, что он спит, но если не врать себе — полагаю, он давно мертв, — Вевур подошел к одной из полок, небрежно дернул ее за кран, заставив отойти в сторону на невидимых шарнирах, покопался в спрятанной за полкой нише и выудил очередную пыльную бутылку, на этот раз полную. Привычно отбив о край каменного выступа на стене запечатанное горлышко, Вевур плеснул багряную жидкость в один из пустых стаканов, стоявших здесь же, среди книг и хлебнул благородное вино равнодушно, как деревенское пиво. Колючка глазел на хозяина с нескрываемым неодобрением.

— Я продал его, — наконец сказал Вевур, покачивая остаток вина в стакане.

— За хорошую цену? — невольно заинтересовался я.

— Мне так казалось, — Вевур улыбнулся. — Впрочем, и теперь так кажется. Это была хорошая сделка… — Он окинул задумчивым взглядом рисунок и хмыкнул: — А ведь и товар был неплох?..

Я согласился. Поскольку бывший художник явно больше не собирался ничего говорить, я предпринял вторую попытку откланяться и уйти и снова не успел. Снаружи донеслось грохотание, скрежет, немелодичный звон и чей-то заметно дребезжащий голос смачно выругался и завопил на всю округу:

— Вевур, паучье ты отродье, где тебя носит?!

— Ух, ты… — сказал Вевур, спешно убирая ополовиненную бутылку подальше и снова неуловимо меняясь.

Еще секунду назад передо мной стоял спокойный, уверенный в себе человек, с умными серьезными глазами и вот он исчез бесследно, растворившись в личности с суетливыми движениями, заискивающим взглядом и неудержимой болтливостью. Ссутулившись и скривив подобающую, по его мнению, гримасу, Вевур подмигнул мне и стремительно выскочил наружу:

— Прошу покорнейше простить, — скороговоркой воскликнул он. — Забыл. Виноват. Клянусь, из головы вылетело! Сейчас все сделаю!

— Нажрался, небось, — проворчал дребезжащий голос сердито. — С самого утра!