— Как это они ухитрились?

«В те времена наша связь с людьми еще не была такой тесной, как сейчас. И наш собственный разум еще не был так силен. Мы просто были. И нас мало интересовала возня людей…»

Я прошелся вокруг, заглянув в соседнее помещение, набитое всяким металлическим хламом. Выглянул в коридор. Но дальше не двинулся. Наверное, ничто в мире не заставило бы меня снова вернуться в темные ходы подземелья. Даже находясь здесь и твердо зная, что выход находится прямо над головой, и я в любой момент могу выбраться отсюда, я ощущал себя в ловушке. Мне хотелось бежать прочь немедленно.

— Зачем кому-то понадобилось возводить здесь этих уродов? — спросил я, озираясь.

«У всех свои критерии совершенства», — равнодушно поведал дракон. Этот вопрос его не заинтересовал, Он привык к непониманию человеческой логики.

Я прищурился, раздумывая. Маловероятно, что наши эстеты-предки находили нечто совершенное в этих грубых поделках. Что они там повторяли без конца? Что наш мир спасет гибель дракона? Что некий храбрый витязь отсечет ему голову волшебным мечом? Там, где сияет священный огонь?

Ну, сияния здесь вдоволь…

Я снова вернулся в соседнюю комнатушку, выдернул из кучи металлических конструкций одну из железяк, тяжелую и достаточно хорошо сохранившуюся с виду, вернулся к каменному дракону и, примерившись, изо всех сил ударил его по голове, надеясь, что железка не разлетится у меня в руках вдребезги. Мой настоящий дракон изумленно ахнул. Брызнула мелкая крошка. Камень, из которого была изготовлена статуя, оказался мягким и хрупким. С первым же ударом во все стороны разбежались сотни глубоких трещин и от скульптуры стали отваливаться большие куски, с шуршанием посыпавшиеся па пол. То, что снаружи выглядело монолитом, на самом деле было всего лишь тонкой оболочкой, скорлупой, прикрывающей… Что?

Сам не знаю, что я ожидал увидеть. Определенно не это — нечто совершенно непонятное; уступчатое, сложносоставное, стеклянно-металлическое, изогнутое. В первый момент мне показалось, что из скорлупы выползает что-то живое, сверкающее десятками горящих глаз, но почти сразу же я понял, что ошибся. Похоже, это была всего лишь машина. Мне приходилось видеть такие штуки в музеях. Наследие наших предков. Неработающее, разумеется, зачастую поломанное или изувеченное до неузнаваемости. Но эта производила впечатление целой и работоспособной. Она переливалась огоньками, издавала мелодичные звуки на пределе слышимости и разноцветно подмигивала мне. Хуже того — она начала действовать по собственной инициативе. Во все стороны от нее поползли черные щупальца, разбивающие остальные статуи и извлекающие из коконов новые машины…

Я попятился. Я был ошеломлен и напуган и не знал, что делать. Вся комната, мгновение назад почти пустая и спокойная, пришла в движение, неумолимо преображаясь. Она разворачивалась, как головоломка. Раскрывались стены и пол. Что-то шуршало и потрескивало. Что-то происходило.

Нет, не так. Происходило ЧТО-ТО!

А потом все снова застыло. Из ниоткуда раздался приятный женский голос, заставивший меня вздрогнуть от неожиданности. Голос говорил, и его речь казалась мне смутно знакомой, но я не понимал ее, как не понимал тексты из древних дневников, тоже казавшиеся мне неуловимо родными. Голос умолк и больше ничего не происходило. Во мне родилось неприятное подозрение, что притихшая Машина в центре ждет моих дальнейших действий.

— Что теперь? — спросил я шепотом, хотя мог обойтись и без слов.

«Подойди к ней…» — посоветовал дракон и, похоже, впервые за все эти годы я не услышал в его интонациях привычной самоуверенности.

— По-моему, лучше позвать специалистов. Наши ученые мне голову снимут, если я что-нибудь поломаю.

«Напомню тебе, что, скорее всего, вашим ученым вскоре будет не до чудесных находок и новых исследований, и беспокоиться им придется о сохранности своей собственной головы»

Нерешительность схлынула. В конце концов, в нашем мире вечно попадаются всевозможные штуки, оставленные предками. И мы не такие уж дикари, чтобы благоговейно таращиться на то, что сотворено руками подобных нам людей.

«Подобных?» — не удержался от снисходительной усмешки дракон.

Вблизи Машина оказалась еще странней, чем выглядела издали. Более того, она пугала своей сложностью, обилием незнакомых деталей, пульсирующими сферами, на которых высвечивалось невесть что. Оглядев ее, я решил, что, пожалуй, она не единое целое, а состоит из нескольких частей, каждая из которых работает самостоятельно. Части эти расположены полукругом и при желании, в них можно признать вполне удобный для работы большой стол. Если встать вот сюда — руки дотягиваются до самых крайних рычагов (кнопок? ключей?) и… Что-то неожиданно толкнуло меня под колени. Сердце глухо бухнуло, и я чудом сдержал вопль и звериный позыв немедленно броситься в сторону, изготовившись к защите.

«Это кресло!» — быстро подсказал дракон.

Это действительно оказалось всего лишь кресло, вынырнувшее откуда-то снизу. Славное такое. Чистое. Серого цвета. Я упал в него просто потому, что чувствовал, как подгибаются ноги… А что? Вполне комфортно — не слишком мягко и не слишком жестко; кресло явно предназначаясь для долгой работы.

Сферы, зависшие в воздухе словно сами по себе, мягко пульсировали, излучая свечение. То, что поначалу показалось мне хаосом красок и линий, при ближайшем рассмотрении внезапно сфокусировались, обретая очертания знакомые и, одновременно, чужие… Вот это мельтешение оранжевого и черного — это полыхает театр в центре Города. От здания остались одни руины и вокруг них бегают мелкие черные муравьи-человечки, пытаясь затушить перекинувшийся на соседние дома огонь, А часть муравьев неподвижно лежит на земле, исковерканные, в неловких позах… Я присмотрелся и изображение стало послушно увеличиваться до тех пор, пока я не отшатнулся, судорожно сглотнув. А в другой сфере распинали на сухом дереве кого-то в куртке привычного покроя… Бурлила и пенилась, исходя паром река над которой реяли черные, страшные тени, дыша смертью на людей, пытавшихся плыть в этом кошмарном вареве… Неслась во весь опор лошадь, волоча за собой телегу, вцепившись в борта которой тряслись подростки, не решаясь оглянуться на настигающих их всадников с оскаленным лицами… Томительно медленно сыпались, перекатывались мелким щебнем, лениво искрили черные волны там, где еще недавно была целая улица, а теперь тянулся рваный, обугленный шрам от реки до холмов…

Что это? Было? Есть? Будет?

Хорошо, что звука нет… Но где-то во мне рождалась непрошенная, рваная, такая же обугленная и страшная, огненно-каменная, мертвая музыка. Та, что озвучит чужую гибель. Что послужит сопровождением апофеозу свершенного… Та, которой не стоит являться на свет никогда.

Огоньки мигали. Нечто гудело тихо и мерно. По светящимся сферам ползли линии, вспыхивали точки и бежали строки неведомого текста. Я наблюдал за ними. Озарения не приходило. Я ничего не понимал.

«Смотри», — вдруг сказал дракон, смотревший моими глазами. — «На что это похоже?»

— Это же карта нашего неба! — узнал я, обрадованный хоть чем-то знакомым. — А рядом что? Тоже небо?

«Похоже, это небо вашей родины, человек»

Нашей родины? А где в таком случае обещанный звериный круг?

«А где на нашем небе Око?» — в свою очередь спросил дракон.

— Да, верно… Его тоже нет. Может быть это просто ракурс неподходящий? Я небольшой специалист в астрономии…

«Даже небольшой специалист в астрономии заметит, что Птичья Звезда, которая расположена слева от созвездия, здесь видна, а само созвездие отсутствует», — с привычным раздражением заметил дракон.

— Вот оно, твое Око! — сообщил я победно, указывая на третий экран. — Любуйся…

Я некоторое время рассматривал поочередно звездную карту нашего мира и возможной прародины и пришел к неожиданному заключению. Они были похожи. Различия имелись в некоторых деталях, но основные точки были совершенно идентичны.

«Возможно, версия ваших ученых не так уж глупа, как нам казалось» — вдруг неохотно признал дракон. — «Они предполагали, что, быть может, наши миры являются кровными родственниками, если не близнецами. И быть может, они просто разные версии одного и того же мира…»