[1928] Шестой* Как будто чудовищный кран мир подымает уверенно — по ступенькам 50 стран подымаются на конгресс Коминтерна. Фактом живым встрянь — чего и представить нельзя! 50 огромнейших стран входят в один зал. Не коврами пол стлан. Сапогам не мять, не толочь их. Сошлись 50 стран, не изнеженных — а рабочих. Послало 50 стран гонцов из рабочей гущи, войны бронированный таран обернуть на хозяев воюющих. Велело 50 стран: «Шнур динамитный вызмей! Подготовь генеральный план взрыва капитализма». Черный негр прям. Японец — желт и прян. Белый — норвежец, верно. 50 различнейших стран идут на конгресс Коминтерна. Похода времени — стан. Рево́львера дней — кобура. Сошлись 50 стран восстанию крикнуть: «Ура!» Мир буржуазный, ляг! Пусть обреченный валится! Колонный зал в кулак сжимает колонны-пальцы. Будто чудовищный кран мир подымает уверенно — по ступенькам 50 стран поднялись на конгресс Коминтерна. [1928] Дождемся ли мы жилья хорошего? Товарищи, стройте хорошо и дешево!* Десять лет — и Москва и Иваново и чинились и строили наново. В одном Иванове — триста домов! Из тысяч квартир гирлянды дымов. Лачужная жизнь — отошла давно. На смывах октябрьского вала нам жизнь хорошую строить дано, и много рабочих в просторы домов вселились из тесных подвалов. А рядом с этим комики такие строят домики: на песке стоит фундамент — а какая ставочка! Приноси деньгу фунтами — не жилкооп, а лавочка. Помесячно рублей двенадцать плати из сорока пяти. Проглотят и не извинятся — такой хороший аппетит! А заплатившему ответ: «Зайти… через 12 лет!» Годы долго длятся-то — разное болит. На году двенадцатом станешь — инвалид. Все проходит в этом мире. Жизнь пройдет — и мы в квартире. «Пожалте, миленькая публика, для вас готов и дом и сад. Из ваших пенсий в 30 рубликов платите в месяц 50!» Ну и сшит, ну и дом! Смотрят стены решетом. Ветерок не очень грубый сразу — навзничь валит трубы. Бурей — крыша теребится, протекает черепица. Ни покрышки, ни дна. Дунешь — разъедется, и… сквозь потолок видна Большущая Медведица. Сутки даже не дожив, сундучки возьмут — и вон! Побросавши этажи, жить вылазят на балкон. И лишь за наличные квартирку взяв, живут отлично нэпач и зав. Строитель, протри-ка глаз свой! Нажмите, партия и правительство! Сделайте рабочей и классовой работу заселения и строительства. [1928]
Про пешеходов и разинь, вонзивших глазки небу в синь* Улица — меж домами как будто ров. Тротуары пешеходов расплескивают на асфальт. Пешеходы ругают шоферов, кондукторов. Толкнут, наступят, отдавят, свалят! ходят яро пары, сжаты по-сардиньи. Легкомысленная пара, спрыгнув с разных тротуаров, снюхалась посередине. Он подымает кончик кепки, она опускает бровки… От их рукопожатий крепких — плотина поперек Петровки. Сирене хвост нажал шофер, визжит сирен железный хор. Во-всю автобусы ревут. Напрасен вой. Напрасен гуд. Хоть разверзайся преисподняя, а простоят до воскресения, вспоминая прошлогоднее Вторая сценка. Снимают дряхленькую церковь. Плетенка из каких-то вех. Задрав седобородье вверх, стоят, недвижно, как свеча, два довоенных москвича Разлив автомобильных лав, таких спугнуть никак не суйся Стоят, глядят, носы задрав, и шепчут: «Господи Исусе…» Картина третья. Бытовая. Развертывается у трамвая. Обгоняя ждущих — рысью, рвясь, как грешник рвется в рай, некто воет кондуктриссе: «Черт… Пусти! — Пустой трамвай…» Протолкавшись между тетей, обернулся, крыть готов… «Граждане! Куда ж вы прете? Говорят вам — нет местов!» Поэтому у меня, у старой газетной крысы, и язык не поворачивается обвинять: ни шофера, ни кондуктриссу. Уважаемые дяди и тети! Скажите, сделайте одолжение: Чего вы нос под автобус суете?! Чего вы прете против движения?! |
