– Нам не следует судить друг друга, – сказала она остальным Мечтателям. – Каждый из нас должен играть свою роль в какой-то огромной, невообразимой драме.

Что бы там еще ни говорили о только что пережитом опыте, он восстановил у них у всех ощущение чуда, осознание возможностей бытия.

Потом, в теплый не по сезону вечер, они все сидели вокруг пруда в саду скульптур, наслаждаясь последними лучами заката над холмами, когда Ронда спросила Биби о своем отце.

– Люди в основе своей добры, – ответил он. – Только многие из них просто не знают об этом.

– Вы думаете, правительство на самом деле убило Баттерфляй? – спросил Эдди. – Или это был просто несчастный случай?

– Кто может сказать? – ответил Биби.

– Тогда где же Баттерфляй? – спросил Висенте, все еще размышляя над своим вопросом.

Огромное круглое лицо почти полной луны только начало показываться над краем холмов. Биби поднялся на ноги, встал на колени у пруда и зачерпнул ладонями воду. Поймав колеблющееся отражение луны в ковшик ладоней, он показал его всем присутствующим. Потом поднял ладони к губам и жадно выпил воду.

– Нет больше луны, верно? – спросил он. Затем резко повернулся на месте и указал на небо: – Смотрите!

Луна по-прежнему была там.

Тем временем Хьюберт П. МакМиллан стоял в стороне, восхищаясь последними угасающими красками заката над холмами, которые, казалось, с каждым днем становились все более поразительными, стоило ему остановиться, чтобы на них взглянуть. «Красота, – думал Хьюберт, глядя на лежащий перед ним пейзаж, – это единственная надежная компенсация жизни».

Потом они обсуждали то, что им видится и какое направление им следует дальше выбрать.

– Итак, все мы запутались, все мы – человеки, все несовершенны, – сказал Висенте. – Но может быть, мы все же способны сделать что-то хорошее.

– Мне видится, – сказал Эдди, кивнув, – что в один прекрасный день все чучела, болваны и чудаки объединятся.

– А у меня представление, – сказала Ронда, – что гражданское население вторгается в Антарктику. Все мы – циркачи, Лысые Пантеры Полли, люди Спада и Биби – могли бы объединиться и немедленно положить конец этому безобразию. Только вообразите – мы все, тысячи и тысячи людей, выходим на поле боя, осуществляя величайшее в истории ненасильственное вторжение! Все, кто меня поддерживает, – с этими словами она посмотрела на Родриго, который только что вернулся на ранчо бог знает откуда, – могут отправиться со мной. Все, кто против, могут остаться и ждать нашего возвращения.

– Антарктика? – сказал Висенте. – Но это безумие! Как мы туда доберемся?

– К счастью, – улыбнулась Ронда, – случилось так, что я – гений.

Однако затем ее взгляд стал серьезным.

– У нас есть грузовики, – сказала она. – Мы их починим.

– Нельзя доехать до Антарктики на грузовике, – возразил Эдди.

– Мы доедем на них до Патагонии, – сказала Ронда. – Я уже думала об этом. От Огненной Земли до Антарктики по воде всего около полутораста километров или вроде того.

– Всего полторы сотни километров? Но у нас нет судов! И там ведь мыс Горн – одно из самых опасных водных пространств на планете!

– Мы что-нибудь придумаем. Используем плоты. Пустимся вплавь, если придется.

– А что если солдаты не перестанут стрелять?

– Ты что, в самом деле думаешь, они станут расстреливать легионы невооруженных циркачей-уродцев и старых женщин в инвалидных колясках?

– Но как мы сможем заплатить за это?

Утром, перед тем как все они покинули Колпачное Ранчо, у Ронды с Родриго произошла странная ссора.

– Мне наплевать на то, что вы все обо мне думаете, – сказал Родриго, оправдываясь перед остальными за свое таинственное исчезновение. – Мне понадобилось заняться… другими делами.

– Если тебе и правда наплевать на то, что другие люди о тебе думают, – сказала Ронда, – тогда зачем ты тратишь столько времени на то, чтобы каждому стало известно, что тебе наплевать, что он о тебе думает?

Родриго, не нашедший, что ответить, повернулся и решительно зашагал прочь.

Тем временем Бадди снова упаковывал свои вещи в древнюю «Аппалузу» Эдди, на которой он собирался вернуться в лагерь Мечтателей, куда Эдди и Кристофер отправлялись на пресс-мобиле.

К тому времени, как Родриго возвратился, Ронда уже приняла решение.

– Слишком поздно, – сказала ему она. – Я поеду назад с Бадди.

Бадди и Ронда решили поехать домой кружным путем, через прерии, к подножию больших гор, и по горным дорогам, извивающимся по хребту континента, а тем временем обдумать, что же такое они оба и каждый в отдельности делают со своей жизнью. Они понимали, что в каком-то смысле поступают как прогульщики. Остальные могли забеспокоиться, а Родриго будет раздражен потерей времени и, возможно, станет ревновать – такой результат Бадди, пожалуй, одобрил бы.

Кроме всего прочего, – сказала Ронда, – мы же не можем беспрерывно спасать мир. Порой нам надо находить время побыть молодыми.

В тот день, когда Бадди и Ронда, покинув ранчо, направлялись на юг, они обнаружили, что прерии оказались полностью во власти яростной Новой Погоды. Солнце садилось, небо порозовело на всем своем пространстве, словно на нем разгорался пожар, а вокруг них повсюду ударяли молнии. Наползали тучи, погружая землю в сумеречные тени, и в небе стали появляться зеленые сверкающие пятна.

– Будто огни святого Эльма, – услышал Бадди рядом с собой шепот Ронды.

Молнии были зигзагообразные, сплошные и такие, которые били от земли вверх. Еще казалось, что в атмосфере времени происходит что-то странное, вроде икоты, какие-то прорывы в его ткани: сквозь них Бадди мог видеть – или думал, что видит, – что одни и те же стрелы молний повторялись и, ударив, как бы застывали на месте, так что вокруг них вставали колонны сверкающей белизны, пульсирующие на фоне сгустившейся черноты. В темноте машины Ронда нащупала руку Бадди и переплела его пальцы своими.

– Эта новая погода, – произнесла Ронда, – совершенно такая же, как старая. Никогда не знаешь, чего ожидать.

Бадди молча кивнул, соглашаясь.

Горизонт закрывали мятущиеся черные тучи грозового фронта, сомкнувшегося вокруг них и, казалось, выдавливавшего из неба свет; и когда Бадди уже решил, что наступила беспросветная тьма, тучи у западного края земли разошлись, и он увидел огромный желтый глаз солнца, застывший перед тем, как упасть за кромку мира; последние солнечные лучи протянулись вверх, словно руки утопающего. На несколько секунд тьма озарилась золотистым сиянием, таким ярким, что просто было больно глазам. Даже серые полосы дождя, тянувшиеся вслед за тучами, засверкали, и неожиданно Ронда и Бадди оказались окружены…

– Радуги! – воскликнула Ронда, глядя вокруг с изумленно открытым ртом.

Со всех сторон их окружал цвет, цветные ленты разукрасили их обоих, словно они превратились в тигли золота на концах радуг; и Бадди увидел, как все черты Ронды засияли, озаренные разноцветными бликами. Но в то время, как они глядели на все это, вокруг стало твориться что-то странное: десятки окружавших их разноцветных лент, изгибаясь горбатыми мостами цвета, начали мерцать и скручиваться, пока – словно металл, раскаляемый в горниле, – не стали распрямляться, а затем подниматься у концов. Теперь вокруг Бадди и Ронды простирались небеса, полные опрокинутых радуг.

Похоже на поле подков, подумал Бадди, и все повернуты правильно – концами вверх – на счастье.

Они потратили день на то, чтобы осмотреть маленькие городки, еще сохранившиеся в отдаленных горных районах. Городки угнездились среди холмов, слишком далеко от шоссе, чтобы быть привлекательными для лыжных курортов или строительных кооперативов.

гласила вывеска на одном из магазинов; и серьезный бородатый человек за прилавком рассказывал им о золотоискателях, которые все еще обитают на дне каньонов и проводят дни за днями, промывая песок ради нескольких крупинок золота, все еще попадающихся там и в хорошие дни позволяющих такому старателю заработать десять-двенадцать долларов – достаточно для того, чтобы построить небольшую хижину на отведенном под разработку участке и порой даже сэкономить немного, чтобы провести зиму в дешевой меблирашке и пить все холодные месяцы, до следующей весны. Он рассказал им историю одного такого горняка, которого убили всего несколько рабочих сезонов тому назад из-за пары наперстков золотого песка: его нашли у него в хижине с ножом в груди. Тот, кто это совершил, видимо, запаниковал и выронил золотой песок или рассыпал его во время драки, потому что, когда старого золотоискателя нашли, его волосы и борода были усыпаны упавшими на них золотыми блестками, словно окроплены с небес в знак божественного благословения.