– Нет, ты представляешь? «С любовью, твой папа!» – возмущалась Ронда. – «Новая секретарша»! Он это что, всерьез?

В то самое время, как Бадди качал головой в знак сочувствия, странное чувство зарождалось у него внутри; оно постепенно поднималось все выше, пока не заполнило всю грудь. Это чувство, если бы кто-то потребовал, чтобы Бадди дал ему определение, получило бы ярлык «зависть». Он ничего не мог с собой поделать – ему так хотелось получить письмо от отца, всего одно письмо, все равно каких убеждений, все равно какого содержания.

Ронда перевернула и потрясла конверт. Из него выпала остальная часть содержимого: пачка газетных вырезок со снимками ее отца в полной парадной форме – стоящего на трибуне, произносящего речь, пожимающего руку новому ГИДу.

Примерно в этот момент Бадди услышал звук новых шагов по металлическим ступеням. Он обернулся на скрип открывающейся двери, и при виде вошедшего что-то у него в груди затянулось, словно ремень, на одну лишнюю дырочку.

– Что нового, о любовь моей жизни? – Родриго склонился к Ронде и запечатлел поцелуй на ее губах, потом сел между ними и дружески ткнул Бадди кулаком пониже плеча. – Ну как наш Вундермальчик?

Ронда и Бадди молча смотрели на него.

– Ш-што случилось? Вы не рады меня видеть? Я что, нарушил ваш маленький тет-а-тет?

Ни слова не говоря, Ронда протянула ему письмо.

– Защита родины? – прочел Родриго. – Что это они? Работу тебе предлагают? Прекрасный тактический ход: дело у них пошло бы много лучше, если бы ты была на их стороне. Эй, – он взял со стола пачку вырезок, – а это еще что?

– Сам посмотри, – сказала Ронда.

Родриго развернул одну вырезку и увидел первую полосу газеты с фотографией отца Ронды в морской форме, пожимающего руку ГИДа.

Примерно в этот момент в вагон, запинаясь, вошел Эдди. Череп его украшало нечто, напоминающее копию Пизанской падающей башни. Его голубая бойскаутская рубашка, украшенная знаками различия, была заправлена в брюки с одного бока и свободно висела с другого. Он уже направлялся к кофейнику с целеустремленным упорством, столь характерным для него по утрам, когда вдруг из-за плеча Родриго увидел газетные снимки.

– Ого! – сказал он, вглядевшись повнимательнее. – Блеск, что за форма! Твой папаша? Вот это Чучелство?! Просто чертовское Чучелство!

Наконец наступил день долгожданного дебюта Политически Корректного Цирка Уродцев – дебюта, который, как все прекрасно знали, был вообще самым первым представлением какого бы то ни было Политкорректного Цирка в мире. Артисты репетировали в течение многих недель, и настроение у всех, когда они украшали сортировочную станцию к этому событию, было превосходное: спектакль должен был собрать средства для следующего этапа деятельности Мечтателей.

– Только подумать! – восторженно восклицал Джордж, которого все по прежней привычке называли Пеньком. – Сегодня мы войдем в историю цирка!

– В историю Уродцев, – поправил его Лесли, ранее известный как Гермафродитти.

– В мировую историю! – радостно откликнулись Ирма и Эдна, обе сделавшие завивку и покрасившие волосы ради такого случая.

Лагерь Мечтателей выглядел празднично: украшенный гирляндами лампочек, он ярко расцвел огнями с наступлением сумерек и приближением начала представления. Ряды стульев, уставленные один выше другого, были заполнены представителями прессы и местными жителями, друзьями и родственниками, политическими сторонникамии и любопытствующими, а также приехавшей на нескольких автобусах молодежью из колледжского городка на севере, где все и каждый обладали вечной молодостью: все они были в пуховиках и парках и с одеялами для защиты от осеннего холода.

Бадди втайне планировал, что сядет поближе к Ронде, чтобы наблюдать за ее реакцией; Родриго втайне планировал, что сядет еще ближе, чтобы наблюдать за реакцией Бадди, а Эдди втайне планировал, что сядет ближе их обоих, чтобы наблюдать за реакциями всех троих. Баттерфляй села рядом просто потому, что всех их любила, а Алеф протиснулся между ними, потому что чувствовал некоторую тревогу: ведь все они тоже любили Баттерфляй. Дело кончилось тем, что на трибуне они все сидели буквально друг на друге.

Спектакль начался вполне благоприятно: открывший его номер Летучих Братьев Фердыдурке, использовавших платформы, рельсы и вагоны для энергичной постмодернистской акробатики, был принят довольно хорошо. Однако Бадди очень скоро стало ясно, что публика вроде как не улавливает смысла и задач нового цирка. Может быть, общество еще не готово к политически корректному цирку, думал он, или, возможно, циркачи опередили свое время; но хотя Арни – Канатоходец-Акрофоб вызвал у зрителей легкое волнение, когда, дрожа от страха, шел по канату, натянутому между станционными строениями, а Мак – Близорукий Метатель Ножей заставил их несколько раз охнуть, когда некоторые из его ножей отклонились от курса, Грустные Клоуны добились только того, что заплакали дети.

Джордж и Эдвин – Милые Маленькие Человечки, Бросившие Вызов Высотам, и Лесли – Человек Сбалансированного Пола, ходили вокруг, ухитряясь сохранять достоинство, но как бы не зная, что им кроме этого делать. Луиджи – Сторонник Физической Выносливости энергично выжимал штангу, однако публика, большая часть которой посещала местные тренажерные залы, оставалась равнодушной. Присцилла – Татуированная Предсказательница демонстрировала номер «Ясновидение Прошлого» – вполне обоснованное представление, думал Бадди, если учитывать то состояние, в котором теперь находится время. Но публика не была так уж заинтересована в том, чтобы им предсказывали, чем они занимались в прошлую среду, и номер Присциллы как-то не вызвал энтузиазма. Ронда была единственной, кому удалось получить от нее настоящее предсказание, – как ни иронично это звучит, оно было подобно тому, которое Бадди услышал в самом начале, когда впервые встретился с цирком: «Ты выведешь своего отца из тьмы и вернешь его в жизнь».

Тем временем. Феликс – Добрый Укротитель Львов, отказавшийся пользоваться хлыстом, револьвером и пылающими обручами, проводил большую часть времени, просто поглаживая своих больших кошек по головам; а завершающие номера – Ирма и Эдна – Соединенные Близнецы, Каждая из Которых Отдельная Ярко Выраженная Личность, вкупе с Неагрессивными Шпагоглотателями и Пожирателями Огня, руководимыми Фредди, вызвали откровенную зевоту у всех, кроме Баттерфляй, которая нашла весь этот вечер просто обворожительным.

По-видимому, самой лучшей частью представления публика сочла угощение сахарной ватой.

– Я не очень уверен, что это сработает как надо, – печалился Эдвин после представления.

– Я тебя понимаю, Эдвин, – сказал Джордж. – Вероятно, человеческое достоинство – это не совсем то, что следует показывать в интермедии. Может, мы просто уродцы, и с этим ничего не поделаешь…

– Слушай, – сказал он еще, – давай зови меня просто Пенёк, ладно?

– Ладно, – сказал Эдвин, – а ты зови меня Шпенёк.

– Великолепно! – прокомментировал Родриго, обращаясь к Ронде и Бадди и наблюдая несколько притухший энтузиазм публики, покидающей лагерь после окончания спектакля. – Эти ваши уродцы всерьез собираются выручить нас из беды. Они уж точно спасут наши задницы. И наверняка заработают нам целое состояние!