Однако Биби понимал: для того чтобы по-настоящему восстановить ранчо в его былом великолепии, все тут покрасить и отремонтировать, не говоря уж о том, чтобы отчистить все эти колпаки, потребуются, скорее всего, долгие месяцы и вся помощь, какую только он сможет привлечь. Вероятно, время для спокойного, незаметного, по большому счету беззаботного существования прошло, думал Би-би: слишком много нужно сделать, и не только здесь, на ранчо, но и в мире вообще. Мысль об этом все еще причиняла боль, все внутри у него сжималось от ностальгии по свободе и беззаботным удовольствиям его юных лет; и впервые Биби стал осознавать невероятность того, что взял на свои плечи дядюшка Отто, наблюдая не только за постройкой и содержанием ранчо, но и за «духовным развитием» (это выражение старик просто терпеть не мог) его жителей. И совсем не впервые Биби почувствовал, как он все еще далек от своего учителя, от того, чтобы достичь его уровня понимания, не говоря уже о том, чтобы успешно действовать как достойный его преемник в деле, начало которого Отто здесь заложил.

Тем не менее эти трое – Спад, Биби и Хьюберт – энергично принялись за дело, и через несколько суток в главных жилых помещениях ранчо было восстановлено какое-то подобие порядка. Все это время Биби со Спадом вспоминали о днях, которые они провели вместе здесь, в былой Америке давно прошедших лет, и рассказывали друг другу о том, что произошло с каждым с той поры, как они виделись в последний раз более трех десятилетий назад.

К величайшему смятению Хьюберта, очень скоро стало ясно, что эти двое собираются питаться в основном сэндвичами с арахисовым маслом, пока на кухне не будут восстановлены места хранения продуктов и не появится возможность привезти более питательную еду.

Но выпить Спаду так и не удалось.

Бадди был влюблен. Любовь эхом разносилась по всем уголкам и коридорам его существа.

Он наконец-то стал понимать фильмы, песни и книги. Словно насквозь пропитавшаяся губка, все его существо было насыщено любовью к Ронде. Лицо ее было последним, что стояло перед его глазами, когда он засыпал; она проплывала над пейзажами его снов, словно сияющий диск луны. Первая его мысль утром была о ней, и часто за едой Бадди обнаруживал, что смотрит остановившимся взглядом в никуда, так что к тому моменту, как он замечал это, еда успевала застыть на тарелке бесформенной массой. Его жизнь, совсем недавно приносившая ему такое удовлетворение, теперь – без Ронды – казалась бессмысленной. Она заполнила пустое пространство внутри Бадди, сделала его цельным. Будто всю жизнь сердце его было как сжатый кулак, а теперь наконец оно начало раскрываться.

Ради этой женщины, думал Бадди, он готов отказаться от независимости, от всех своих грандиозных идей насчет автономности и индивидуальности. Ради этой женщины он мог бы пожертвовать своими идеалами, своими философскими взглядами. Ради этой женщины он мог бы пожертвовать всем.

Единственная проблема в том, что эта женщина никогда не станет ЕГО женщиной.

Тем не менее Бадди и Ронда очень скоро стали неразлучны. Оба обнаружили, что у них много общего. Бадди почти сразу отметил, что они оба любят число три и что любимый цвет у обоих – синий. Из всех животных они предпочитали кошек – Ронда особенно любила тигров и, после того как в лагерь прибыли циркачи, часто делала днем перерыв и наблюдала, как Феликс отрабатывает свой номер. Именно Бадди приглашала Ронда, когда хотела пойти в кино, а Родриго задерживался на работе. Именно к Бадди она обращалась за советом, когда ей нужно было решить особенно щекотливую проблему с организацией акции. И именно с Бадди она делилась своими огорчениями, когда у нее бывали размолвки с Родриго или когда – а это случалось все чаще и чаще – Родриго просто не являлся домой.

– На самом деле я даже и не ревную, – сказала Ронда в один из таких моментов. – Люди ведь такие, какие они есть, и тут мало что можно поделать.

Сначала Бадди пытался помочь – советом, утешениями, пытался даже исподволь внушить Ронде, что, может быть, избранный ею партнер… ну, не так идеально подходит ей, как могли бы подойти, к примеру, некоторые другие индивиды. Но все было бесполезно. Наверное, впервые Бадди начал осознавать, что любовь – это что-то вроде безумия или, как любил выражаться Висенте, древнейшая болезнь в истории человечества.

Бадди раздражало, что Родриго ни в малейшей степени не считает близость Бадди к его невесте опасной. Если он вообще реагировал на такое, то в большинстве случаев это его забавляло, насколько Бадди мог судить по самоуверенной, снисходительной улыбке, которой Родриго одарял его каждый раз, когда проходил мимо его стола.

«Что же такого она видит в нем?» – часто думал Бадди. Конечно, Родриго красив, даже эффектен – той эффектностью, которая столь часто бывает неприятна. Да, приходилось признать, что Родриго движется с особой грацией, словно какое-то хищное животное. Он – лидер по натуре, мощный оратор, когда ему предоставляется возможность выступить с речью о деле Мечтателей, и талантливый художник, чей проект плаката «Призывайте в Армию Мертвых» с висящим под парашютом гробом запечатлелся в умах всей нации и, вероятно, сделал не меньше для прекращения войны в Манитобе, чем что бы то ни было другое.

Ладно, размышлял Бадди, думаю, я понимаю, что она видит в нем. А как насчет всего того, чего она в нем не видит? И почему она никак не поймет, что ей предназначен он, Бадди?

Надо отдать ему должное, думал Бадди, Родриго очень много работает. Но он постоянно подталкивает ООАМ к более радикальному подходу, а это вызывает отчуждение более умеренных членов организации в то самое время, когда, как утверждает Ронда, главное заключается в том, чтобы консолидироваться. Поговаривали даже, что Родриго имел какое-то отношение к серии загадочных взрывов в правительственной лаборатории «Алмост Лост»[29] далеко на западе страны. Впрочем, если по справедливости, Родриго категорически отвергал свою причастность, и вообще представлялось гораздо более вероятным, что это было делом рук революционной организации, известной как «Бизнесмены», или теневой группы нео-ацтеков, называвшей себя «Кецалькоатль».

Взгляд Родриго устремлялся за женщинами, словно пчела за нектаром.

Когда однажды Бадди увидел, как Родриго плавно двинулся по кабинету за молоденькой девушкой-репортером, следя глазами за каждым покачиванием ее бедер, словно взгляд его был привелкрован к ее телу, он не мог удержаться, чтобы не пробормотать про себя: «Что у него за проблема?»

– У него – Синдром Тестикулярного Кортикоза, – прошептал Висенте, когда Родриго отошел достаточно далеко и не мог его слышать.

– Это еще что такое?

– Это такое состояние, когда влияние репродуктивных органов поднимается вверх настолько, что подавляет высшие функции мозга. – Хмурое лицо Висенте вдруг расплылось в улыбке, и они с Бадди расхохотались так громко, что им пришлось выйти из кабинета.

Бадди не был уверен, что ему удалось бы смотреть на кого-либо так, как смотрит на людей Родриго, даже если бы ему этого хотелось. Но порой Родриго поднимал глаза от работы и ловил взгляд Бадди, устремленный на Ронду; тогда по его лицу расползалась медленная и особенно белозубая усмешка – усмешка плотоядная, как бы говорившая: «Ах, и ты тоже? Боюсь, у тебя столько же шансов на успех, сколько на кубик льда в аду».