«All is true», любил повторять он. «Все верно».

Подобно археологу, Бальзак открыл для нас целые пласты Парижа, неведомого, подчас «страшного». Пансион Воке, который Мадлен Фаржо удалось разыскать на улице Кле, 21, действительно располагался в «живописной долине, состоящей из домов с готовой в любую минуту обрушиться штукатуркой, выстроившихся вдоль ручья густой черной грязи». Этот доходный дом скроен на живую нитку из первых попавшихся материалов, так что его окна, кажется, «вечно ругаются между собой».

Не менее реально кладбище Пер-Лашез, на котором Растиньяк решается бросить вызов Парижу. Париж — это «шумный улей», из которого следует «выкачать мед», иначе не стоит и жить. Сам Бальзак еще в 1819 году, когда жил на улице Ледигьер, часто бродил по кладбищу Пер-Лашез, «читая» его, как «архив смерти», в котором все супруги верны, все матери нежно любимы, все отцы — почитаемы. Спите с миром!

Существовал прототип и у отца Горио. Лорин А. Уффенбек разыскала сразу двоих: оказывается, в Понтуазе проживал торговец мукой под именем Горио, а на улице Сен-Жак в Париже кондитер Жан-Антуан Горио, родившийся в Л’Иль-Адам, где Бальзак провел несколько лет жизни.

Фамилию Растиньяк носило старинное семейство выходцев из Лимузена, в дальнейшем обосновавшихся в Дордони.

Образ Вотрена восходит к некоему Викоку, родившемуся в 1775 году в Аррасе. Известный мошенник, он неоднократно совершал побеги с каторжных работ, впоследствии его услугами пользовался уголовный отдел парижской полиции. Вотрен нередко становится выразителем мыслей самого Бальзака в его «демонической» ипостаси. В великом двуединстве добра и зла, составляющем основу творчества Бальзака, именно Вотрену принадлежит роль «дьявола».

Париж Бальзака, описанный в «Отце Горио», населен целым сонмом разнообразных животных, пленивших воображение автора. Этот «бестиарий» нужен ему как карикатура, помогающая выделить характерные черты того или иного персонажа. Лизбет Фишер, героиня «Кузины Бетты», напоминает «одетую в женское платье обезьянку». Иногда образы зверей используются как символ тех или иных качеств описываемого человека. Так, Бальзак часто говорит о «львиной» храбрости некоторых своих героев. У него встречаются люди-«тигры» и люди-«рыси», есть женщины-«пантеры» и женщины-«голубки».

Роза Фортасье прекрасно показала в своем исследовании, что зачастую Бальзак буквально ошеломляет читателя, заставляя взглянуть на своего героя под совершенно неожиданным углом. Похожий на живой скелет Горио, как выясняется, в душе мнит себя любовником собственных дочерей, а болтливый весельчак Вотрен на поверку оказывается беглым каторжником. Честолюбец Растиньяк, мечтающий лишь о том, как завоевать Париж, на самом деле не приемлет его, давая тому миру, который так его манит, жесткие оценки.

В дальнейшем нам станет очевидно, что если провинцию Бальзак видит прежде всего как средоточие соперничающих кланов, каждый из которых опирается на собственный миф, то Париж для него — совершенно непредсказуемое образование. Здесь помогает выжить только природное чутье, которое сродни инстинкту. Всякая сильная личность думает лишь о собственных интересах, подчиняя окружающих своим желаниям и честолюбивым помыслам.

К апрелю 1835 года, спустя месяц после выхода в свет «Отца Горио», Бальзак уже ясно сознавал если и не «универсальность» своего подхода к миру, то свою «плюралистичность»:

«Во мне сосуществует сразу несколько людей: финансист, художник, противостоящий газетам и публике; а также художник, вечно борющийся с собственными творениями и темами. Наконец, во мне живет человек чувства, который готов часами сидеть возле цветка, восхищаясь его красками и ароматом. Но если вы назовете беднягу Оноре плутом, то жестоко просчитаетесь! Я вовсе не достоин этого звания, потому что с легкостью отказываюсь от радостей жизни, предпочитая затворничество, наполненное творческим трудом».

В марте 1835 года Бальзак задумал ото всех спрятаться: от судебных исполнителей, полиции и даже от своей «адской семейки». «Париж лилипутов больше не сможет опутать его своими веревками».

27 января и 10 марта дисциплинарный совет национальной гвардии приговорил его к двум, а 28 апреля — уже к трем суткам тюремного заключения. Причина — уклонение от несения караула. 27 апреля на улицу Кассини явились жандармы и увели Бальзака с собой. Из тюрьмы он вышел только 4 мая.

Новое свое жилище он нанял под вымышленной фамилией. Обитатели квартала запомнили его как доктора Жан-Батиста Межа.

Бальзак поселился в квартире на третьем этаже старинного дома, расположенного на улице Батай, на холме Шайо. В наше время здесь находится Йенская площадь. «Настоящее крысиное гнездо», так характеризовал он это место. Без радости переезжал сюда Бальзак, но вскоре вид, открывавшийся из окна на «океан домов», который простирался от площади Звезды до площади Бастилии, захватил его. В одной из двух комнат он устроил гостиную, в другой — рабочий кабинет.

Обстановка гостиной серьезно смахивала на будуар, описанный в «Девушке с золотыми глазами»: огромная кровать, накрытая белым кашемировым и черным шелковым покрывалами, обитые алой тканью стены, люстра и лампа, сияющие позолотой… «Это не богатство. Это элегантность». В апреле «плутишка Оноре», как звала его Зюльма Карро, подпал под влияние «некоей весьма властной особы». Бесспорно, речь могла идти лишь о графине Гидобони-Висконти, с которой Бальзак познакомился у австрийского посланника Аппония. Ради необходимости закончить работу над «Девушкой с золотыми глазами», он скрывается в Медоне, где проводит и апрель, и май.

Все это время Бальзака разыскивал посланник по особым поручениям австрийского императора при дворе Луи-Филиппа князь Альфред Шенбург, имевший для него письмо от Ганской. Узнавая о его передвижениях у самых разных людей, он в конце концов настиг адресата. Бальзак встретил князя одетым в монашескую рясу, перехваченную у пояса веревкой.

9 мая Бальзак выехал из Парижа в Вену для встречи с Евой Ганской. Поездка оказалась для него разорительной. У Панара и Приера он нанял почтовую карету и взял с собой слугу.

Проездом по Германии он снова встретился с князем Шенбургом и вместе с ним получил приглашение в замок Венхайм, неподалеку от Гейдельберга. Здесь Бальзак встретился с обворожительной леди Элленборо, от которой в течение всего обеда не смел отвести восхищенного взора. Ее личная жизнь отличалась таким многообразием, что окружающие считали ее гораздо старше ее истинных лет.

Леди Элленборо родилась в 1807 году. В 1824 году она вышла замуж за генерал-губернатора Индии, затем связала свою жизнь с князем Феликсом Шварценбергом. Еще позже стала фавориткой Людовика I Баварского, ради приличия в 1832 году выйдя замуж за Карла Хериберта фон Веннитгена. С князем Шенбургом, спутником Бальзака, ее также связывали любовные отношения.

В 1836 году леди Элленборо сбежала с каким-то греком, а в конце концов сделалась женой бедуинского шейха.

16 мая Бальзак встретился с Ганской, которую не видел полтора года. Но Вена — не Диодати с его блаженной «лазурной синевой». С отчаянием он замечает, что госпожа Ганская не так уж и рада новой встрече. Ей показалось, что он одет скорее оригинально, нежели прилично. Он написал ей записку и подписался: «неряха и грязнуля». Из экономии ему пришлось остановиться в гостинице «Золотая груша». Он с нетерпением ожидал от своего издателя Верде полутора тысяч франков, без этих денег уже в ближайшие дни ему было бы не на что жить.

20 мая Бальзак побывал на приеме у князя Клемента де Меттерниха, королевского и государственного канцлера Австрии, который вертел как хотел добродушным императором Фердинандом. Если верить «Дневнику» его супруги, княгини Мелании, Меттерних сказал Бальзаку: «Сударь, я не читал ни одного из ваших сочинений, но о вас я знаю. Мне ясно, что вы безумец и развлекаетесь за счет других безумцев, которых надеетесь вылечить с помощью еще более грандиозного безумия».