Вот уже целых три года, как Бальзак разъезжал по всей Европе и получал в качестве награды за любовь, в которой заключался смысл его жизни, редкие и вежливые письма: «Я тысячу раз целую твои прекрасные руки, иногда все еще пишущие мне письма». Самоубийство Люсьена означает, что Бальзак решил убить неукротимого любовника, в которого он превратился. Излечит ли смерть героя его создателя от величайшего духовного недуга: неблагополучной любви?

Бальзак из последних сил старался обеспечить Еве Ганской роскошную жизнь. Буржуазный мир — это общество, где все поставлено с ног на голову. Великие писатели преуспевают в жизни лишь в благоденствующие времена. Лапа-пелиньер содержал Рамо наравне с куртизанками, как один из «предметов роскоши». Бальзак пишет об этом в «Крестьянах»: «Как люди не поймут, что чудеса искусства невозможны в стране, где нет больших состояний и обеспеченной широты жизни!» Раньше генеральным откупщикам рубили головы, теперь писатели из кожи вон лезли, чтобы встать с ними вровень. Стремясь найти прибежище в славянском мире, Бальзак рассчитывал вновь обрести эпикурейский оптимизм XVIII века, но на деле столкнулся с деспотизмом буржуазной усредненности.

В 1847 году у него прибавилась еще одна забота: Палата депутатов настойчиво требовала привлечь к ответственности авторов некоторых романов, печатавшихся в газетах. «Появилось множество романов, толкающих на преступления». Бальзак ответил, что доселе никогда не встречал романистов-убийц. «Что за важность! — возражали блюстители нравов. — Если писатели выставляют на суд зрителей преступление, значит, они его замышляют. Виновны в намерениях».

Приезд Евы Ганской спровоцировал приступ бешеной ревности у госпожи де Брюньоль, которую Бальзак был вынужден вычеркнуть из своей жизни. Для того чтобы не жить с ней под одной крышей, Бальзаку пришлось как можно скорее покинуть улицу Басс и поселиться на улице Фортюне. Суровые меры, предпринятые Евой Ганской, окончательно вывели из себя Луизу де Брюньоль, хотя Бальзак искренне верил, что ему удалось умаслить ее своими великодушными обещаниями: он дал ей 7500 франков и пообещал купить патент на торговлю табачными изделиями или марками.

15 апреля 1847 года Бальзак остался один (он сам выделил это слово). Он съехал с улицы Басс. Два месяца спустя, уже обосновавшись на улице Фортюне, он был не в состоянии навести хотя бы относительный порядок в своих бумагах, а следовательно, продолжить «Крестьян». Это означало окончательный разрыв с Жирарденом, уставшим ждать окончания романа. Бальзак чувствовал себя больным и разбитым. Вдруг выяснилось, что он не в состоянии отдавать распоряжения относительно дома, в то время как рабочим нужно было объяснять буквально каждую мелочь. Он чувствовал, что сходит с ума. У него вновь начались мучительные головные боли. Он говорил, что его болезнь вызвана воспалением паутинной оболочки. Эта болезнь постоянно давала о себе знать с тех пор, как в Санкт-Петербурге его хватил солнечный удар. Роже Пьерро склоняется к тому, что Бальзак страдал арахноидитом, то есть воспалением тонкой оболочки головного мозга.

В довершение всех неприятностей на улице Басс ПРЕСТУПЛЕНИЕ И ПРАВОСУДИЕ сошлись лицом к лицу. У госпожи де Брюньоль лопнуло терпение ждать обещанной компенсации за причиненный моральный ущерб, и она пригрозила снять копию с писем Евы Ганской, выбрав самые компрометирующие, те, что Ева писала, когда был жив еще господин Ганский, и те, где говорилось о беременности и преждевременных родах, которые можно было рассматривать как аборт. Это был прямой шантаж: если экономке не заплатят немедленно 30 тысяч франков, она пошлет копии писем в Верховню и Бердичев. И тогда семья Мнишек узнает, что в действительности представляет собой их сватья.

Нам известно об одном неоспоримом факте: Бальзак обратился к комиссару полиции, и тот принялся угрожать госпоже де Брюньоль тюрьмой. Если опять-таки верить Бальзаку, Луиза, представив себя на скамье подсудимых, превратилась в подавленное, жалкое существо. Пусть ее ждет тюрьма, она готова к испытаниям, она даже жаждет умереть. Она думала уже не о Еве Ганской, а о самой себе, ведь она в течение семи лет преданно служила Бальзаку, потому что любила его. Какова была ее цель? Показать сопернице, что ей лучше бы не наживать себе врага в лице Луизы де Брюньоль. Ева Ганская должна была уехать и никогда не возвращаться в Париж. И тогда жизнь на улице Басс потекла бы своим чередом. Луиза надеялась, что Бальзак останется с ней и они вместе состарятся, как мечтали в былые времена.

Испытывал ли Бальзак жалость к этой женщине, которой должен был все простить, поскольку она на самом деле любила его? Боялся ли он, как бы дело, переданное в руки правосудия, не получило огласки в парижских газетах? Догадывался ли он, что Луиза действовала не в одиночку, что за ней стояли Лора Сюрвиль и, возможно, госпожа Бернар-Франсуа де Бальзак? Не исключено, что именно они подстрекали ее сеять панику в рядах польского неприятеля.

Бальзак отозвал свою жалобу. Вернее, не явился по повестке, присланной судьей Аристидом Бруссе. В то же самое время он хотел получить назад копии писем, сделанные Луизой, иначе «это было бы равносильно смерти».

Бальзак решился сказать Еве о скандале только 13 мая, после своего возвращения из Форбаха и Франкфурта, где он простился с Евой и откуда не мешкая уехал. Несомненно, он обо всем узнал гораздо раньше, но не рискнул омрачать неприятностями пребывание госпожи Ганской в Париже. «Карга хочет, — писал Бальзак Еве Ганской в понедельник, 17 мая 1847 года, — причинить тебе неприятности в Польше. <…> Встанем же вместе на защиту наших жизней, как я пытаюсь защитить их здесь».

Вначале Бальзак изображал перед Евой Ганской оскорбленного человека, требовавшего возмездия: «Она будет обесчещена. Правосудие навсегда подрежет Карге крылья. Она подохнет».

Суд вынес решение провести обыск на дому у «подлого создания». Но Оноре, похоже, меньше боялся огласки содержания украденных писем, нежели возможных рассказов Луизы де Брюньоль о том, что значил для нее Бальзак в течение всех этих семи лет.

В письмах к Еве Ганской он пошел на попятную. Карга сменила гнев на милость. Она отдаст письма. Просто она выразила желание, чтобы Бальзак пришел за ними сам. «Она вручила мне письма, сказав, что любила меня больше жизни… Ей бы хотелось получить небольшой аванс в несколько тысяч франков».

На самом деле Луиза де Брюньоль оставила у себя три подлинника и все копии.

То, что Луиза де Брюньоль сменила гнев на милость, вовсе не принесло успокоения Еве Ганской. Деньги могут положить конец шантажу, однако они не способны избавить от домогательств любящей женщины. А то, что Бальзак поднял на ноги своего друга, комиссара полиции, следователя Гландаза и свою семью, стало причиной ненужной огласки.

«Она сумасшедшая, — отвечал Бальзак, — а сумасшедшим невозможно запретить предаваться безумству». На самом деле он сам был безумней в сто раз. Он хотел ехать в Россию искать царской милости, добиваться русского подданства и права жениться на Эвелине. «Итак, у меня созрел план продать дом и все мое барахло и стать учителем французского языка, танцев и хороших манер на Украине… Я поеду в Санкт-Петербург просить разрешения поступить на службу Его Величества, хотя бы даже в украинскую полицию».

«ПЛАМЕННЫЕ ПИСЬМА СЛЕДУЕТ ПРЕДАВАТЬ ОГНЮ»[54]

В начале августа 1847 года жизнь в Париже протекала без сколько-нибудь значительных для Бальзака событий. Его мозг совсем обленился. Иногда он устраивал для себя роскошные обеды и ходил на концерты итальянского травести, который превосходно подражал шведской певице-сопрано Женни Линд.

Акции Компании Северных дорог, куда он вложил часть «волчишкиной сокровищницы», продолжали падать.