Семья — основа человеческого общества. Главные события жизни, такие, как женитьба, рождение ребенка или смерть, должны отмечаться торжественно. Католицизм тем и силен, что умеет окружать важнейшие события в жизни человека ореолом торжественности, давая самому ничтожному из людей почувствовать, что общество дорожит им. В этом произведении Бальзак предстает истинным католиком, подчеркивая необходимость соблюдения внешней, обрядовой стороны культа, поскольку именно в ней заключается охранительная мощь, оберегающая всех и каждого; люди — это всегда люди, и даже будучи жалкими бедняками, они одновременно плоть от плоти самого Христа.

«Сельский врач» — это гимн природе, восхваление человеческой доброты, возвеличение человека через религию, воспевание упорного труда, благодаря которому меняется лик земли и наступает благоденствие. Этот роман посвящен вовсе не социальной политике, но религии, которая озаряет все человеческое сообщество, сообщает жизни закон и служит в ней руководством.

Роллан Шолле и Макс Андреоли отмечают, что в своем романе Бальзак так и не ответил на вопрос, «чью сторону он бы выбрал в политических схватках эпохи: потомственной аристократии против народа или народа, в частности буржуазии, против аристократии». «Бальзак об этом умалчивает», пишет Макс Андреоли.

Бальзак об этом умалчивает… Очевидно, работая над романом, он думал совсем о другом.

Ибо в 1833 году, когда все кругом спорили об астрономии и концепциях экономического развития, о революции в сельском хозяйстве и строительстве железной дороги между Сент-Этьенном и Лионом, о первых опытах переписи населения и совершенствовании ткацких станков, о паровых машинах и телеграфе, в деревне Ворепп, где живет его Бенассис, ни о чем подобном никто и не слыхивал. Здесь царят простота и уважение к основополагающим истинам. И мэр видит свою задачу в одном: сделать людей если уж не вовсе хорошими, то хотя бы лучше, чем они есть.

Эта повесть, толкующая о самых приземленных вещах, — наименее рациональное, наименее «умственное» из всех произведений Бальзака. Это книга о вере. Книга, ставшая поступком веры.

В письме к госпоже Ганской Бальзак писал, что, «еще не зная, уже любит ее». Иностранка отнеслась к этому скептически. От великого писателя она не ждала ничего иного, кроме рассказа о том, что делается в Париже, рассказа, который помог бы ей немного развлечься. Она жадно ловила любые вести, и, вполне вероятно, некоторые из них ее пугали. Польская колония, жившая в Париже, была вхожа в высший свет, а сплетни распространяются быстро. Бальзак отвечал ей: «Единственное, что соответствует действительности, это моя одинокая жизнь, мой упорный труд и моя печаль».

В понедельник 19 августа 1833 года он послал ей «Луи Ламбера». На книге он сделал надпись: «una fide», что значит одна вера, одна любовь. Госпожа Ганская пыталась заставить его говорить, но он догадлив. Он понимал, что ею движет страсть к собиранию автографов. Она уверяла, что немного владеет даром ясновидения и потому из писем узнает о человеке гораздо больше, чем из личных встреч.

Бальзак же брался доказать ей, что писательская репутация больше, чем любая иная, подвержена искажениям. Писатели, выглядящие в своих произведениях героями, в жизни часто оказываются самыми гнусными типами.

Жюль Жанен, романист и сотрудник «Журналь де деба», состоял в любовной связи со знаменитой актрисой «Комеди Франсез» мадемуазель Жорж, которая его поколачивала.

Виктор Гюго был влюблен в актрису по имени Жюльетта, и она заставила его выплатить все ее долги, которых наделала, пока была любовницей Анатоля Демидова.

Скриб был болен.

Сандо все бросили, и Бальзак намеревался приютить его у себя. Жорж Санд отдалась Гюставу Планшу, который соизволил благосклонно отозваться об «Индиане» и «Валентине».

Ни в ком не было любви. Он один был способен услышать, о чем говорит ее сердце.

В августе 1833-го Бальзак намеревался уехать из Парижа. В том же году семейство Ганских устроилось в Невшателе, родном городе Анриетты Борель, воспитательницы дочери Евы Ганской Анны. Если он поедет к ней и увидит ее наяву, он рискует влюбиться по-настоящему и к тому же может ее скомпрометировать. А что, если отправиться туда под именем Антрега, чьим гербом он пользуется?

22 сентября Бальзак отправился в путь. В Безансоне он сделал остановку, чтобы увидеться с Шарлем де Бернаром (1804–1850), редактором «Газет де Франш-Конте», автором хвалебной статьи о «Шагреневой коже». От него Бальзак ожидал помощи в добывании необходимой бумаги, чтобы приступить к рассылке книг по подписке.

Бальзак прибыл в Невшатель 25 сентября. Он остановился в гостинице «Фокон». Госпожа Ганская поселилась в доме Андрие, расположенном по улице Фобур, на Кретском холме, там, где в 1824 году останавливался Шатобриан. В крайнем возбуждении от близкой встречи Бальзак в течение нескольких дней тщетно бродил вокруг этого дома. Однажды он увидел «лицо в окне», в другой раз, как он расскажет об этом 1 декабря 1833 года, увидел Еву, выходившую из отеля «Фокон». Госпожа Ганская решила организовать встречу «на прогулке», воспользовавшись услугами гувернантки Анриетты Борель. «Боже, как ты показалась мне прекрасна в то воскресенье [29 сентября] в своем прелестном фиалковом платье!»

Когда читаешь письмо, написанное в воскресенье 6 октября 1833 года, трудно определить вызванные им чувства. Пожалуй, это было поклонение. Еще никогда, даже в мечтах, Бальзак не позволял себе забираться столь высоко. Оказалось, что Ева не просто прекрасна, она — сама красота. Предчувствие, что с ней он сможет достичь глубокой, божественной гармонии, охватило его: «Мне хотелось бы одной лишь искрой взгляда связать наши души воедино. Отныне ты одна моя супруга, мое божество […], мое сердце и моя жизнь полны тобой».

12 октября в письме к сестре Бальзак с изрядной долей юмора описывал дни, проведенные в Невшателе.

«Самое главное, это то, что нам 27 лет, что мы восхитительно прекрасны, что у нас лучшие в мире черные волосы и нежная, обольстительно тонкая кожа, какая бывает лишь у брюнеток, и прелестная маленькая ручка…»

Бальзак ощутил на себе пристальный взгляд господина Ганского: «Он переводил взор с юбки своей жены на мой жилет. Я чувствовал себя как на раскаленной сковородке. Притворство — не моя стихия».

Еве Бальзак понравился. Он показался ей «веселым и милым, этаким Наполеоном. Это истинный ребенок. Если вы ему нравитесь, он скажет вам об этом с простодушной прямотой, свойственной детям. Если не нравитесь, он уткнется в книгу».

Оба понимали, что им необходимо увидеться снова. Он «произвел на нее впечатление», и она собралась в Париж под предлогом лечения у Дюпиютрена. Для этого в Женеве ей пришлось «притвориться тяжело больной, разжалобить русского посланника и добиться вожделенной визы для поездки в Париж».

И хотя Бальзак сумел «обворожить мужа», их планы не осуществились. Дочери Евы Анне Бальзак преподнес в дар медаль, на оборотной стороне которой приказал выгравировать слова: «Adoremus in aeternam». Ева подарила Бальзаку свой портрет: «Миниатюру, вставленную в плоский медальон».

В Париж Бальзак вернулся на дилижансе «в компании пяти швейцарцев из кантона Во, всю дорогу обращавшихся со мной так, словно я скотина, которую гонят на рынок».

Дома Бальзак обнаружил юную особу, личность которой удалось установить А. Шансерелю и Р. Пьеро. Мари Луиза Франсуаза Даминуа, она же Мария, оказалась дочерью Адели Даминуа, довольно известной романистки, за четыре года до этого вышедшей замуж за Шарля Антуана Ги Дю Френея. Выяснилось, что молодая женщина беременна, и Бальзака не могло не взволновать появление у него этого «наивного существа, тайком пробравшегося ко мне и упавшего на меня, как цветок с неба». На какое-то время Бальзак проникся отцовскими чувствами к ребенку, который родился 4 июня 1834 года и которому было суждено дожить до глубокой старости и умереть в Ницце в 1930 году. Облик Марии заставил Бальзака войти в совершенно новый мир — мир «Евгении Гранде». У Евгении мы найдем черты Марии.