— Рю-де-Линдсей? — Салли очень удивилась, почему у этой улицы в Кулгарди французское название.

— А это потому, что там веселый дом, его содержит женщина, которую все называют «мадам Марсель», — пояснила миссис Фогарти. — У нее есть две-три француженки. А в других домах все больше китаянки да японки.

Салли понимала, что за всем этим крылось дружеское предостережение. Последним жестом доверия и благоволения явилось то, что миссис Фогарти показала синие узлы распухших вен на своих ляжках.

— Но это ужасно, так мучиться, — воскликнула Салли, — и притом быть весь день на ногах!

— Пока терпится — терплю, детка, — весело отозвалась миссис Фогарти, — а какой смысл тревожиться о том, что будет после?

Она с трудом поднялась на ноги и босиком зашлепала по кухне, собирая ужин.

— Пока я здесь, я буду помогать вам, — сказала Салли. — Это и мне поможет, по крайней мере, я буду меньше волноваться о Моррисе.

— Назначьте сами, какое хотите жалованье, — предложила обрадованная хозяйка.

— Жалованье? — тонкие брови Салли дрогнули, и она улыбнулась, словно подобная мысль ей и в голову не приходила. — Об этом мы успеем поговорить, — бросила она словно мимоходом. — Покажите мне, где у вас что стоит, и я буду накрывать столы к чаю.

Она знала, что на приисках ужин зовется «чаем».

Когда Салли вечером появилась в столовой и начала обслуживать посетителей, мужчины просто решили, что наконец-то миссис Фогарти обзавелась официанткой. Салли так ловко разносила тарелки с солониной и печеными яблоками в сладкой подливке и ставила рядом с приборами кружки и жестянки с горячим чаем, словно всю жизнь только этим и занималась.

— Напрасно вы это делаете, миссис Гауг, — запротестовал Олф.

— Почему? — весело возразила Салли. — Мне не в новинку, а бедная миссис Фогарти ужасно мучится с ногами.

Олф давно привык к тому, что миссис Гауг работает и прислуживает за столом в своем пансионе. И он был теперь не так расстроен этим, как Лора, которая догадывалась, что дело тут вовсе не в больных ногах миссис Фогарти: наверно, у Салли есть другие причины.

— Не нужно этого делать, дорогая, — сказала Лора, перед тем как уйти спать. — Олф просит вас быть нашей гостьей до тех пор, пока не приедет ваш муж.

Салли улыбнулась, но в ее лице появилось упрямое выражение.

— Это очень любезно с его стороны, — сказала она. — Но я не могу допустить, чтобы мистер Брайрли платил за меня.

— Олф говорит — вашему мужу было бы неприятно, что вы работаете в здешней гостинице.

— Ничего! — Салли уперлась на своем, и Лора потом жаловалась Олфу, что миссис Гауг упряма, как мул. — Может быть, и есть разница: работать у себя в доме или в чужом месте, — продолжала Салли, — но Моррис должен понять: я не могу сидеть сложа руки, когда нужно что-то делать.

В ближайшие же дни стало ясно, что она под этим разумеет: Салли вставала чуть свет, чистила и мела, накрывала столы и приготавливала все для раннего завтрака. Она оправляла постели, бегала целый день, подавая к столу и убирая, и даже мыла посуду, когда Железный Ус отлеживался после кутежа со старыми приятелями, которым удалось продать участок за несколько тысяч фунтов.

Лора была возмущена.

— Это ужасно, — восклицала она. — Я просто видеть не могу, как вы трудитесь, Салли! Олф уверяет, что миссис Фогарти вполне могла бы нанять жену или дочь какого-нибудь рудокопа. Теперь здесь уже многие живут с семьями.

А Салли в ответ только смеялась журчащим смехом.

— Но мне нравится быть доброй волшебницей для миссис Фогарти, — говорила она.

Все гостиницы в Кулгарди были переполнены. Каждый день приезжали все новые финансисты, золотопромышленники, старатели, и миссис Фогарти пускала в ход всю свою изобретательность, чтобы как-нибудь разместить всех этих мужчин, а также нескольких женщин, которые требовали, чтобы им предоставили все те удобства, которые имелись в на скорую руку сколоченном «Отеле Фогарти». Хозяйка уступила свою собственную комнату ее высокородию миссис Кэнди, а Салли отдала свою двум сиделкам, приехавшим дилижансом на этой же неделе. Причем одной из них все-таки пришлось удовольствоваться соломенным тюфяком и расположиться на полу, а в ту же ночь Билл положил к ним еще жену одного старателя с детьми. Мужчины спали вповалку повсюду — в столовой, на веранде и прямо на земле. Салли и миссис Фогарти устроились во дворе в палатке, а Билл ночевал в баре.

Миссис Фогарти приходила в ярость оттого, что ей надо кормить такую «ораву», как она называла своих весьма разношерстных клиентов. Но она все-таки ухитрялась это делать три раза в день, неутомимо шаркая по дому в войлочных туфлях без задников, ругаясь и потея над плитой и непрерывно устраивая скандалы Биллу за то, что он не может достать хоть какую-нибудь старуху, которая бы помогала ей на кухне. Как она справляется — это просто чудо, говорила Салли; чудо, которое осуществляется с помощью самой Салли, — шутливо возражала миссис Фогарти и громогласно превозносила свою молодую помощницу за то, что та не боится испортить свои нежные ручки и, когда нужно, берется за любую черную работу.

— Если бог когда-нибудь оказывал мне милость, — заявила она Динни Квину, — так именно тем, что послал сюда эту маленькую женщину, и тем, что держит ее мужа в Хэннане.

Однако Динни был не вполне уверен, что эта милость божия особенно приятна самой миссис Гауг.

— Морри высечь мало за то, что он не приехал встретить ее, — сказал Динни.

— Ничего, ничего! — уверенно заявила миссис Фогарти. — Ей здесь лучше, чем было бы с Морри Гаугом, будьте покойны. Миссис Гауг строго ведет себя, нельзя этого не признать; пусть она иной раз и шутит с мужчинами, но всегда удерживает их в должных границах.

— Это верно, — согласился Динни.

— Ни один посетитель ей слова вольного не скажет, — продолжала, усмехаясь, миссис Фогарти. — Они отлично понимают, что она не из тех, кого можно купить за бутылку вина или щепотку золота, — хотя мне на днях и пришлось отругать Мака.

— Мака Дарра?

Круглое веселое лицо миссис Фогарти расплылось в улыбке.

— Он вернулся из Курналпи и привез целую кучу россыпного. Продал золото и начал пить. Вообразил, что он невесть какая птица и может купить все, что ему угодно. И вот слышу, он топает по всему дому и орет: «Миссис Гауг, где миссис Гауг? Подайте сюда миссис Гауг». А она-то была со мной на кухне. «Не беспокойтесь, дорогая, — говорю я, — уж я с ним объяснюсь». Ну и объяснилась.

«Что это с вами, Мак Дарра? — говорю. Какого черта вы орете? Разве можно так обращаться с порядочными женщинами?» Ну и отделала его как следует. Вы бы видели! Он прямо выкатился из кухни, поджав хвост, а на другое утро, когда протрезвел, приходит ко мне и заявляет, что он, дескать, вовсе не хотел обидеть миссис Гауг. «Вот ведь, говорю, это самое скверное у вас, у лодырей: достаточно вам хлебнуть немножко — и вы уже не умеете вести себя». — «Ради бога, говорит, неужели я сказал что-нибудь обидное для миссис Гауг? Я ведь только хотел просить ее быть моей женой». — «Вашей женой? — говорю. Один муж у нее уже есть, сомневаюсь, чтобы она захотела иметь второго».

Динни усмехнулся.

— Все равно, — сказал он озабоченно, — если Морри скоро не приедет, я сам отправлюсь за ним. Очень многие мужчины считают, что миссис Гауг вдова и за ней можно приударить.

Все эти дни были для Салли полны всевозможных дел и бежали незаметно. Она радовалась, что занята и у нее нет времени тосковать по мужу и тревожиться о нем. У Фогарти она начинала чувствовать себя, как дома. Ее уверенность в себе и чувство независимости окрепли. Она умела смеяться и шутить с мужчинами в столовой, держаться с ними запросто и в то же время сохранять вид недотроги, за что они весьма уважали ее. Но работа была нелегкая, особенно когда приходилось обслуживать сотни посетителей, бегать взад и вперед со стопками тарелок и при этом всегда быть веселой и расторопной. Спину ломило, и голова кружилась. А вечером она падала на свою парусиновую койку в полном изнеможении и каждую ночь проливала несколько слезинок, вспоминая о Моррисе. Почему же он не едет, почему оставляет ее так долго одну среди чужих людей?