Словно подкрепляя этим свое решение, она стиснула узкие смуглые руки. Затем встала с кровати, подошла к окну и распахнула его.

Это верно, думала она; стыдно Моррису так относиться к ней, оставлять ее так долго одну. И даже не дать себе труда написать ей; принимать от нее посылки и предоставлять ей платить за провизию, хотя у него самого — во всяком случае, иногда — деньги бывали. Мог бы, кажется, снять с нее хоть часть забот и трудов. Но он вместо этого играл в карты и тратил деньги, как ему хотелось.

Дальше так продолжаться не может. Она не даст ему проиграть в карты и его жизнь и свою. Она сама может прокормить себя: откроет пансион для старателей здесь, в Кулгарди, или в Хэннане, как сделала в Южном Кресте. Но он должен понять, что она борется не только за его будущее, но и за свое.

Салли подошла к умывальнику. Кувшин был пуст. Она посмотрелась в зеркало на самодельном туалетном столике, и на нее глянуло печальное, грязное личико. Слезы проложили светлые полосы в красной пыли, покрывавшей ее нежную кожу. Веки припухли. Она попыталась стереть пыль, и в этот момент Лора постучала.

— Войдите, — крикнула Салли.

Лора вошла свежая, как цветочек, в своем белом кисейном платье.

— О, дорогая, у вас нет воды? — воскликнула она. — Идемте ко мне. Олф пошел выпить пива.

Салли почувствовала, насколько ей сейчас необходимо вымыться, чтобы вернуть себе самообладание. Она последовала за Лорой в ее комнату. Лора налила в таз немного желтой тепловатой воды, а Салли сбросила платье.

— Слово «ванна» здесь, видимо, даже произносить нельзя, — вздохнула Лора. — Но мне все-таки до смерти хочется принять ванну! А вам?

Салли усмехнулась.

— Я уже научилась обходиться без ванны. Могу вымыться с головы до пят в блюдечке воды. В Южном Кресте нам частенько приходилось беречь каждую каплю, поэтому, если позволите, я использую эту воду как можно лучше.

— Пожалуйста, — сказала Лора. — А я покараулю у двери, чтобы Олф не вошел.

Миссис Гауг разделась донага и, намочив полотенце, принялась энергично тереть свое стройное смуглое тело.

— Вот теперь все в порядке! — воскликнула она, надеясь, что уничтожила следы слез и душевного волнения. — Ну, я пойду к себе и надену все чистое.

Коричневое фуляровое платье с вышитым воротничком из тончайшего небеленого полотна, в котором Салли появилась к обеду, не было таким модным и новым, как пышное кисейное платье Лоры, но оно было хорошо сшито и шло ей.

— Она в стареньком интереснее, чем я в самом нарядном платье из моего приданого, — сказала Лора Олфу, когда они остались одни.

— Глупости, дорогая, — отозвался Олф. — Ты прелестна в любом наряде.

Миссис Гауг надела это платье в наивной надежде, что в нем скорее внушит людям доверие. Меньше всего она думала о том, чтобы затмить Лору. Это платье купил ей Моррис, когда они только что поженились. Ей хотелось произвести хорошее впечатление на миссис Фогарти своим степенным и солидным видом.

А миссис Фогарти с ног сбилась, подавая обед. Обычно, пояснил Олф, Билл Фогарти брал на подмогу нескольких парней, очутившихся на мели. Они прислуживали за столом и мыли посуду, но если где-нибудь обнаруживалось золото, все бросались туда, и тогда уж никого не заманишь прислуживать в гостинице. Приходилось Биллу самому подсоблять жене — тащить в столовую полные блюда и тяжелые подносы, уставленные кружками с чаем. В этот день он был занят в баре, и у миссис Фогарти имелся только один помощник — старый золотоискатель по прозванию Железный Ус.

Миссис Фогарти была полная, энергичная женщина средних лет; на ней было синее ситцевое платье все в жирных пятнах и войлочные туфли на босу ногу; она беспрерывно сновала между кухней и столовой, перебрасываясь шутками с постояльцами и покрикивая на своего помощника. Миссис Фогарти, по словам Олфа, была женщина работящая и добрая, но с таким характером!.. Чуть что — и она вспыхивала и бушевала, точно лесной пожар. Салли восхищалась ее ловкостью и расторопностью. Время от времени кто-нибудь из мужчин вставал, уносил стопку грязной посуды и возвращался, таща поднос, заставленный тарелками, на которых горой лежала солонина, картофель с луком, пудинг из слив или плавали в желтом сиропе сушеные абрикосы. Затем следовал чай, причем несколько чашек из толстого фарфора приберегались для особо почетных гостей, а обычные посетители довольствовались эмалированными кружками и жестянками из-под сгущенного молока.

Стук тарелок и гул голосов — мужчины с хохотом и бранью рассказывали новости дня — прекратился, только когда все наелись и, удовлетворенные, вышли на улицу. Встав из-за стола, Салли отправилась в кухню.

Миссис Фогарти сидела на ящике, сбросив домашние туфли.

— Ох, мои ноги! Мои бедные ноги! — стонала она. — Просто мука-мученическая, как болят у меня ноги, миссис Гауг.

Салли сочувственно поахала, когда миссис Фогарти показала ей свои больные опухшие ноги с резко выступающими темными узлами вен.

— Позвольте, я принесу горячей воды, — сказала она, — сделайте себе ножную ванну, а потом мы разотрем их метиловым спиртом. Это очень помогает, когда ноги устали: я по себе знаю.

— Куда там! Надо мыть посуду и подавать чай, — возразила миссис Фогарти раздраженно. — А старик ужасно копается, половина воды у него пропадает зря.

— Я все перемою, а вы отдохните, — сказала Салли.

У миссис Фогарти даже дух захватило от изумления.

— Вот тебе на! А я-то думала, что вы тоже из тех дамочек-белоручек, которых нужно ублажать.

— Я? — рассмеялась Салли. — Да у меня у самой был пансион, и я отлично знаю, сколько тут работы.

Миссис Фогарти решила испробовать лечение, предложенное ей Салли. Она громко крикнула своему глухому помощнику, который обедал за кухонным столом, что он может приниматься за мытье посуды — пусть хоть раз поработает как следует за свои харчи…

Салли отыскала керосиновый бидон, у которого была срезана верхушка, и налила в него горячей воды. Миссис Фогарти опустила в бидон ноги, сообщив не без тщеславия, что они слишком малы для ее веса и что в молодости она очень гордилась ими. Сколько ей делали комплиментов по поводу ее хорошеньких ножек!

— Но я никогда не думала в те времена, что буду так толста и что у меня так распухнут вены, — вздохнула она. — И уж, во всяком случае, мне и в голову не приходило, что я буду старшим поваром и судомойкой в трактире на золотых приисках!

Когда Салли попросила у мистера Фогарти метилового спирта, он принес ей бутылку виски особой крепости, заявив, что не держит такой дряни, как метиловый спирт, но, может быть, его заменит виски. Так как миссис Фогарти была слишком грузна, чтобы дотянуться до своих ног, Салли сама принялась растирать их, а Железный Ус, перемывая тарелки, скорбел о том, что такое добро, как виски, тратится зря.

— Вы бы, хозяйка, лучше вовнутрь его принимали, а не снаружи мазались, — с грустью заметил он, — это вам гораздо больше пользы принесло бы.

По окончании лечебной процедуры миссис Фогарти заявила, что она чувствует себя просто другим человеком, и решила часок отдохнуть. Салли уселась рядом с ней, и хозяйка Фогарти принялась рассказывать о том, как трудно доставать провизию на приисках; овощей и фруктов почти нет, в ее распоряжении зачастую имеются только консервы да солонина. А свежее мясо и часу не пролежит в такую жару. Для охлаждения не хватает воды, и потом эти мухи — просто ужас! Кладут яйца даже в масло, если забудешь накрыть.

От пищи миссис Фогарти перешла к разговорам о женщинах, живших на приисках: она рассказывала о состояниях, нажитых девушками-официантками в барах, где старатели, которым повезло, задаривали их золотом за прошлые или будущие услуги по любовной части. К порядочным женщинам мужчины здесь относятся с уважением, но они так стосковались по женской близости, что просто голову теряют, если какая-нибудь особа обнадежит их на этот счет. Всего несколько дней назад во дворе гостиницы двое парней подрались из-за официантки, а одна женщина — подумать только! — позволила разыграть дочь в карты во время попойки. На Рю-де-Линдсей то и дело происходят скандалы.