— И совсем забыл об «Отеле Пропащих Душ», — сказал я.

— Нет, не забыл, — ответил Митчелл. — Я все обязательно устроил бы так, как сказал. А потом передал бы все полномочия надежному человеку, вложил бы в дело весь свой капитал до последнего гроша, подобрал бы порядочных людей в попечители и снова пошел бы бродить по дорогам. Я уже слишком стар, чтобы долго сидеть на одном месте (я из тех пропащих душ, которым всегда лучше где-нибудь в другом месте). Я так привык к дорогам, что если меня запереть в доме, то я по ночам буду ходить взад и вперед по комнате и не дам никому спать; к тому же мне будет очень неуютно и непривычно легко без моего свэга.

— Значит, ты все свои деньги вложишь в это дело?

— Да, кроме разве одного или двух фунтов на дорогу. Ведь, кто знает, когда-нибудь, может, и я, запыленный, усталый, оборванный, нищий и старый, приду к дверям «Отеля Пропащих Душ» и буду рад отдохнуть там ночку. Но я никому не скажу, что я старый Митчелл, миллионер, основатель «Отеля Пропащих Душ». А то они еще начнут суетиться вокруг меня, а я этого не терплю. Однако пора нам двигаться в путь, Гарри.

С заходом солнца поднялся прохладный ветерок; мы с трудом встали на ноги, вскинули на спины свои свэги и сумки с едой и двинулись в путь. Надо было добраться к ночи до следующего водоема. Табак у нас кончился, и мы заняли немного у одного из погонщиков волов.

Г. Лоусон «Отель Пропащих Душ»

В Австралазии[19] — а может быть, и во многих других краях — существует обычай, о котором, как нам кажется, стоит рассказать. Едва ли редакторы и владельцы газет хорошего о нем мнения, да и акционеры тоже, если они вообще над этим задумываются, но все же, поверьте, это освященный временем добрый старый обычай. В силу разных причин среди золотоискателей стародавних времен он был больше в почете, чем среди относительно оседлых нынешних жителей зарослей, конечно, речь идет не о безнадежных бродягах — сами они приобщиться к этому обычаю не могут, потому что ни денег у них нет, ни возможностей, а кочуют они, увы, в таких неопределенных направлениях, что приобщить их к нему очень трудно. Мы имеем в виду пересылку бандеролью газет и журналов от одного дружка к другому.

Получает Билл свою газету и при свете свечи или плошки добросовестно читает ее всю от начала до конца, попыхивая трубкой у себя на койке в хижине, или палатке, или, еще того лучше, развалившись на полянке под деревом в солнечный воскресный день, сияя великолепием чистой рубахи, носок и молескиновых штанов. Но вот чтение окончено, и если сразу у него газету не одолжат, Билл сложит страницы по порядку, аккуратно свернет и сунет в такое место, чтобы знать потом, где найти. Одалживают газету обычно так:

— Билл, как кончишь, дай посмотреть, что там пишут в этой твоей газетке, а? — говорит Джек.

Билл говорит:

— Я уже обещал Бобу. Возьми после него.

Когда наконец газета попадает в руки Джека, Билл говорит:

— Не забудь вернуть, как прочтешь. Смотри, как бы эти обормоты не перехватили — тогда ищи-свищи.

Но и остальные обормоты добираются до газеты после того, как их отошлют к Биллу.

— Иди спроси у Билла, — говорит Джек очередному обормоту. — Я у него брал.

Наконец газета снова у Билла — зачастую только после долгих перебранок, взаимных обвинений и отпирательств, — и Билл с суровым видом ее расправляет, свертывает и запихивает за стропила, за столб, или за доску, или под подушку, — чтобы не пропала. Ему эта газета еще нужна — он хочет отослать ее Джиму.

Билл ничего не смыслит в упаковке, про оберточную бумагу он и не слыхивал. Он долго складывает газету и так и сяк, но самый первый вариант обычно приходится ему больше по вкусу. Пакет выходит неказистый, торчит горбом, и, прижав его грузом, чтобы он без него не развернулся, Билл принимается за поиски бечевки. Иногда он крепко-накрепко перевязывает газету посередине, иногда — с краев; бывает, пропустит бечевку внутрь и связывает газету таким способом, а то сразу двумя способами или сразу всеми известными ему способами, — чтобы она ненароком не развязалась, чего с ней, как правило, никогда не случается. Если бечевка, которую он раздобыл, коротка, — он связывает два куска и подвергает узел солидному испытанию; если бечевка тонкая или в ход идет нитка, он для крепости складывает их вдвое. Потом озабоченно рыщет по лагерю в поисках чернил и пристает ко всем, куда девалась ручка; наконец все готово, и он старательно выводит адрес на полях газеты, иногда в двух-трех местах. Перед тем как начать, он минутку размышляет; кончив писать, созерцает адрес в немом и покорном изумлении и скребет затылок чернильным пальцем. Его старинный друг Джим всегда был обыкновенный Джим без всяких заковырок; а тут, чтобы газета добралась к нему, надо написать:

и тому подобное. «Митчелл» — смех да и только! У Билла это как-то не вяжется с Джимом, а тут еще «Джеймс»!

А этак через недельку где-нибудь в Кулгарди, или в далеком северном Куинсленде, или на лесозаготовках в Маориленде[21] Джим после ужина наведывается на почту. Писем он не ждет, но от Билла может прийти газета. Билл обычно присылает газеты. Письма старые друзья пишут друг другу редко.

Конечно, у Билла и Джима бывали расхождения во взглядах. В старину они часто долго и громко спорили, и вот теперь наткнется Билл на статью или заметку, которая отражает его мысли и доказывает его правоту в пику взглядам Джима, отметит ее ухмылкой и четырьмя крестами по углам — а то поставит по кресту на всякий случай и по сторонам — и отправляет Джиму, полагая, что теперь-то припер Джима к стене. Кресты эти не слишком изящны, но вполне отчетливы; Джим замечает их, еще не раскрыв газеты, и с интересом переворачивает страницу. Читая, он добродушно усмехается — бедняга Билл все такой же твердолобый и упрямый, никак не слезет со своего старого конька. Джим, конечно, в затруднительном положении — на таком расстоянии не поспоришь, но если Джим примет это дело близко к сердцу, он усядется да и настрочит ответное письмо, где с помощью всех своих старых доводов докажет, что только осел мог написать подобную дребедень в газету. Вот по такому случаю они могут перекинуться письмами, но это бывает редко. Чаще Джим подождет, пока в другой газете попадется ему статейка, которая поддерживает его сторону в споре и, на его взгляд, в пух и прах разбивает защитника Билла; Джим отмечает такое место усмешкой и еще большими крестами и шлет газету Биллу. Оба они демократы (старинные друзья почти все демократы), и вот время от времени то одному, то другому понравится в газете статья или стихотворение, он пометит ее с одобрением и отправит дружку. А иной раз увидит хорошую шутку или извещение о смерти старого друга. И сколько чувств, сколько воспоминаний пронесет крошечный абзац через всю страну!

Джим — заядлый грешник и безбожник, а Билл — серьезный убежденный, почтенный атеист, и поэтому часто в газету оказывается вложена религиозная брошюра или трактат — кто-нибудь вложил для смеха.

Давным-давно — очень давно — Билл и Джим «страдали» по некой розе, — или лилии золотых приисков, — назовем ее Лили Кинг. Билл и Джим оба за ней ухаживали, ссорились из-за нее, может быть, дело даже доходило до драк и из-за нее на долгие годы разъехались в разные стороны. Все это былью поросло. Возможно, она любила Билла, может, Джима, а может — обоих; а может, и сама не знала, кого из них двоих. Может, она не любила ни того и ни другого, а только водила их за нос. Так или иначе, она отвергла обоих. И вышла замуж за другого — назовем его Джим Смит. И вот как-то Билл читает в местной газете что-нибудь наподобие следующего: