РАССКАЗ КУРОРТНИКА Я был отправлен на ремонт В районы горного заката, Где Первый Украинский фронт Войну заканчивал когда-то... Опять ты про свое, солдат! Все ищешь в заревах пожары? Ну, звался городок Карлсбад, Но он теперь не Бад, а Вары. Забудь, как был наш век жесток И как свистели пули-дуры. Здесь вместе Запад и Восток Проходят гидропроцедуры. Седых мужчин из двух миров Брандспойтом подвергают порке, По телу разгоняют кровь, Как демонстрацию в Нью-Йорке. В бассейне мы сидим вдвоем, Довольно древние Адамы, И через воду, сквозь излом Свои разглядываем шрамы. Поговорить баварец рад. Он объясняет мне: — Вот это Пятно оставил Шталинград, Ну а откуда ваша мета? — Налился темной болью шрам И проступает из-под кожи. Мы оба побывали там, Друг в друга целились, быть может. А нынче — брызги, плеск и смех, Расстеленные полотенца; В их белизну проворный чех Нас пеленает, как младенцев. Подходит сон Со всех сторон... Ломота, Добрая дремота... И вдруг будильника трезвон — Как очередь из пулемета. Раненья красная печать Болеть как будто перестала, Но вряд ли я смогу начать, Как новорожденный, с начала. РАССКАЗ СВЯЗИСТА Не первого и не девятого мая Война закончилась для меня: Огонь круговой на себя принимая, Еще бедовал я четыре дня. Машина-летучка из роты связи Завязла, ущельями проходя. На каждом скате — по тонне грязи. Сидим под брезентом на дне дождя, Счастливые тем, что в нашу беседу Врывается лишь натуральный гром. Москва объявляет сейчас Победу. Мы живы! Мы выжили! Мы живем! Сидим без горючею и без хлеба. Но ты понимаешь — войне конец! Вдруг спереди, сзади, справа и слева Стучат автоматы, свистит свинец. Какой-то немецкий отряд на марше, Тикая на запад, уткнулся в нас. Я должен решенье принять, как старший, И может, на фронте — в последний раз. Имею ли после Победы право Испытывать смертью своих солдат? Сзади, спереди, слева, справа Свистит свинец, автоматы стучат. Штаб корпуса я по радио вызвал, Жалея себя и судьбу кляня. Прощай, Победа! Прости, Отчизна! Мы в окруженье — огонь на меня! Считаю секунды и представляю, Как ищут на карте седьмой квадрат, Как, снова гаубицы расчехляя, Меня начальники матерят. Враг наседает. Но вот разрывы. Ущелье накрыл огневой налет. Мы столько лет оставались живы, Ужель свой снаряд нас теперь убьет? Не дал в ущелье врагу прохода Огонь, направленный на меня. Война тянулась четыре года, Но памятней всех — те четыре дня. ТРОЕ ИЗ ЛЕГЕНДЫ
У новейшей истории спросим Факты из предпоследней главы: Как священным число 28 Стало в дни обороны Москвы? В русских сказках присутствуют числа — Тридцать три, например, или семь. Не ищи в них особого смысла, Может, числа случайны совсем, Но уж если в сознанье народном Утвердились легендой они, То решение бесповоротно — Будет так навсегда, искони. Гитлер танки тяжелые бросил. Сколько шло их в ноябрьский тот день! А навстречу — всего 28, И не танков, а просто людей. Вихрь враждебный — метельные крылья. Подмосковье. Последний рубеж. Казахстанцы-гвардейцы закрыли В обороне опасную брешь. Чем закрыли? А разве не ясно? Телом трепетным, кровью живой. Оставалось до площади Красной Пятьдесят километров всего. Политрук, смерть саму пересилив, Поднимаясь с гранатой опять, Прохрипел, что за нами Россия, Только некуда нам отступать. Эта клятва над фронтом звучала, Предвещая спасенье Москвы И советской победы начало, Даже если гвардейцы мертвы. 28 погибших героев — Кто не знает легенды о них? Но недавно открылось, что трое В том сраженье остались в живых. Их, обугленных, взяли оттуда И три года спасали потом. Это вписано было как чудо В хирургической практики том. Утверждаю, что их воскрешенье, Не нарушив легенды ничуть, Возвеличило, как подтвержденье, 28 — и подвига суть. А панфиловцы, те, что живые, Трое, с лицами в сетке морщин, Проживают на периферии, Появляются в дни годовщин: Перед юностью новой несметной — Стать гвардейская, сдержанный жест Как орлы на курганах бессмертья, На дощатых трибунах торжеств. 1969 |
