ДВОЕ Про труса и про храбреца Послушай мой рассказ: В окопе были два бойца, На фронте — в первый раз. И коль по правде рассказать, То есть на свете страх, И вовсе не легко лежать От немца в трех шагах. Но думал в этот час один, — Он был угрюм и нем, — Каких больших земель он сын, Кому обязан всем. Он думал: «Вот моя рука Течет, как русская река. Вот крепкая моя спина, Равниной кажется она. Плечо — винтовочный упор — Похоже на начало гор». Он думал: «Жизнь свою любя, В решительном бою Я защищаю, как себя, Всю родину свою». Дрожащей жадною рукой Себя ощупывал другой. Он думал: «Это мой живот Осколок мины разорвет. Мое, мое, мое плечо Зальется кровью горячо. Моя, моя, моя рука Почувствует удар, штыка». А немцы лезли по бугру, Пожалуй, целый взвод. Как мечется больной в жару, Метался пулемет. Но тот, кто страх переборол, Молчавший до сих пор, Стал весел, говорлив и зол И бил врага в упор. Другой сухие губы сжал, Поднялся вдруг и побежал. Назад, куда-нибудь назад, Назад, куда глаза глядят... Рванулась мина рядом с ним, Смешались кровь, земля и дым. Но, окружен со всех сторон, Другой не побежал, Последний он дослал патрон, Приклад к плечу прижал. Потом он выбросил подряд Пять громыхающих гранат. Разрывов улеглись кусты. Он увидал: поля пусты, Вокруг трава стоит торчком, Враги валяются ничком. Повеял ветерок сырой И горький чуть на вкус. Так обретает жизнь герой И погибает трус. 1942 На Дону ФОТОГРАФИЯ Когда сказали: «Мы окружены, Нам нужно с боем выйти до рассвета», Он вынул фотографию жены Из левой створки жесткого планшета. И, затянувшись дымом, осветил Отсветом золотистым папироски Овал лица, что бесконечно мил, И рядом с нею мальчика в матроске. Тут завертелось все, пошло вверх дном, Вода кипела в горле пулемета. Неся мечту о самом дорогом, На танки шла отчаянная рота, Вздымались к небу красные столбы, Гремели и ползли стальные слизни. Ему казалось — этот час борьбы Короче смерти был и дольше жизни. Он шел и знал, что жизни нет конца, Пока полны спокойствия и силы Любимые черты ее лица, Далекий, словно юность, образ милый. Когда назад противник повернул И пятый танк в лощине загорелся, Он вновь планшета кнопки отстегнул И снова в фотографию всмотрелся. 1942 На Дону ПОДРУГИ
Ты просишь, чтоб не про войну Я написал на этот раз... Ну, что ж, попробую. Начну: Я знаю девушку одну, О ней послушай мой рассказ. Давай мечтать... Пройдет война, Замолкнет медная труба. Уедет девушка от нас. Какую жизнь найдет она, Как сложится ее судьба? Быть может, майским синим днем, Когда акации цветут, Перед распахнутым окном С веселым юношей вдвоем Она останется. И тут Увидит он, что не погас В ее зрачках огонь беды И накопились возле глаз Морщинок робкие следы. Я знаю, он не скажет ей, Но мысль жестокая мелькнет, Что горек след военных дней, Что есть моложе и стройней И юность коротко цветет. Не девушку мне будет жаль, А юношу. Когда б он знал, Как старит воющая сталь... Не знает, так поймет едва ль, Как жалок он пред ней и мал. А мы видали на Дону, Как с ношей девушка плыла. «Он ранен. Он пойдет ко дну, Не дотяну... Не дотяну...» Но дотянула и спасла. Шинель, как камень, тяжела, Ручьем течет с нее вода... Когда она бойца несла, Такой красивою была, Что не забуду никогда! Случалось быть в таких местах, Где пуля ищет твой висок. Без спроса в сердце входит страх. И вдруг, затерянный впотьмах, Услышишь женский голосок. Связистка с трубкою сидит: «Ольха... Ольха... Мой позывной». Придет на смену страху стыд, Отвага в сердце закипит, И снова мужество со мной. Навеки в памяти бойца Она прекрасна и чиста, В простых чертах ее лица Не увядает красота. Прости, я обещал тебе Не про войну вести рассказ. Но мы в огне, но мы в борьбе, И места нет другой судьбе, И песен нет других у нас. 1942 |
