ТВЕРДЫНЯ Я прошел по Дальнему Востоку, По земле холмистой и лесной. Я дышал тревожно и широко Синею приморскою весной. Видел я и тот далекий берег, Где, под рокот медленных валов, Спит в песке угрюмый старый Беринг В окруженье пушечных стволов. В час ночной холодной непогоды В Спасске я ходил вдоль старых шпал, Над сырой могилою Лагоды С непокрытой головой стоял. Небо синее, как на Востоке, Пусть всегда сияет надо мной. Люди сильные, как на Востоке, Пусть всегда проходят предо мной. Жить хочу! Хочу вставать с рассветом, Чистым солнцем умывать лицо. Разве я сумел бы стать поэтом, Если б не был рядовым бойцом? Никогда! И нашей чистой правды Не отдам в обиду никому, Может, в яростном бою, На травы Упаду... Но смерти не приму. Пусть на пост, в холмистые просторы, Выйдя накануне новых гроз, Встанет Юра, старший брат, с которым, К сожаленью, я недружно рос. 1938 КОМСОМОЛЬСКАЯ ПЛОЩАДЬ Комсомольская площадь — вокзалов созвездье. Сколько раз я прощался с тобой при отъезде. Сколько раз выходил на асфальт раскаленный, Как на место свиданья впервые влюбленный. Хорошо машинистам — их дело простое: В Ленинграде — сегодня, а завтра — в Ростове. Я же с дальней дорогой знаком по-другому: Как уеду, так тянет к далекому дому. А едва подойду к дорогому порогу — Ничего не поделаешь, тянет в дорогу. Счастья я не искал: все мне некогда было, И оно меня, кажется, не находило. Но была мне тревожной и радостной вестью Комсомольская площадь — вокзалов созвездье. Расставанья и встречи — две главные части, Из которых когда-нибудь сложится счастье. 1938 СВОИ Хозяин смотрит пристально во мглу: Не дождь ли стукнул пальцем по стеклу? Бегут, шумят осенние ручьи. «Кто там?» — «Откройте! Это мы, свои...» Солдаты, нагибаясь, входят в дом И греют руки на огне рудом. С тяжелых касок капает вода. Подмокли папиросы — вот беда. Мы дальше шли, продрогшие насквозь. Дождь падал прямо, падал вкривь и вкось, Но нас обогревало и вело Зачерпнутое пригоршней тепло. Кто б мог, как мы, в лесах, где шли бои, Стучать в окно и говорить: «Свои!»? 1939 Зап.Белоруссия ПОЛНОЧЬ
В старом замке родовом, Окруженном темным рвом, С башней, где живет сова. Где на гребнях стен — трава, В древнем замке родовом Ночь сегодня проведем. Рыцарь с круглой головой, Рядом — в каске часовой. Свет лиловой лампы слаб, Бледен луч штыка. В замке расположен штаб Нашего полка. Рядом, за цветным стеклом, Ветер, сырость, бурелом. Августовские леса Завтра мы пройдем. Ранней осени краса Никнет под дождем. Спят казаки на полу, Радио поет в углу. Джаз бубнит, и телеграф Медленно гудит, А с портрета старый граф На меня глядит. На стенах висят клыки, По углам блестят штыки. Радио поет в ночи, Радио поет. На Москву переключи — Полночь настает. А в Москве, в Москве у нас Бьют часы двенадцать раз. Древних башен тишина Так недалека. В звон курантов вплетена Ниточка гудка. Может, это синий ЗИС К набережной мчится вниз? Может, ты сейчас идешь Вдоль Москвы-реки? Легкий глянцевитый дождь, Тихие гудки. В латах рыцари стоят. На полу казаки спят. 1939 ПЕРЕД БОЕМ За фольварком, за чернолесьем, где-то Петух пропел о наступленье дня, И возвестила красная ракета Начало пулеметного огня. О чем мы говорили перед боем, Когда лежали на траве сырой? Да обо всем, что связано с покоем, С далекою осеннею Москвой. Кого мы вспоминали перед боем? Друзей, не побывавших под огнем, И женщин тех, которых мы не стоим И все еще девчонками зовем. 1939 |
