РОМАНС О ДОН-КИХОТЕ Над Испанией — король на вертолете! Современность — изо всех щелей и пор. Что я нового скажу о Дон-Кихоте, Об идальго, ведшем с мельницами спор? Не о нем романс хочу сегодня спеть я (Устарели латы и копье), Славлю рыцарей двадцатого столетья, Представлявших поколение мое. Из пятидесяти стран они приплыли, Прилетели и приехали сюда, Понимая, что сражаться надо или Уничтожит мир фашистская орда. Всех героев я перечислять не буду, Но, поставив честь и совесть во главу, Назову Хемингуэя и Неруду, Матэ Залку и Кармена назову. Назову еще танкистов и пилотов, Недостаточно прославленных пока, Всех отчаянных и добрых Дон-Кихотов (Санчо Панса в экипаже за стрелка). Ничего, что на испанцев непохожи, Соответствуют, увидены сквозь дым. В Дон-Кихоты я просился чуть попозже И хотел бы навсегда остаться им. Хоть пытайте, четвертуйте, ставьте к стенке Не удастся переделать в жизни нас. Вот об этом в ритме старого фламенко И написан и исполнен мой романс. БЕРЕТ Испанцам расскажу, как умирал Обычно получавший жизнь в награду За храбрость Синеглазый генерал, Которого я знал по Сталинграду. Он не всегда по форме был одет: Случалось, только вынырнув из боя, На кудри он натягивал берет, Отчаянно красивый сам собою. Но потому, что он летал как бог, Его никто ни в корпусе, ни в части За нарушенье пожурить не мог — Ни комиссар, ни высшее начальство. Нерусский старый головной убор Уже лет тридцать как исчез куда-то. Года бегут — о чем тут разговор. И что берет для старого солдата? Но есть особый воинский учет, Срок жизни не предсказан в личном деле. Но пасаран! Он понял, что умрет Сегодня. Не в сраженье, а в постели. Когда в окне короткий вечер гас, Он улыбнулся вдруг, справляясь с болью, И попросил немедленно, сейчас Найти берет, небось побитый молью, И в госпиталь доставить. Дом вверх дном! Но как не выполнить последней воли? Испанский тот берет нашли с трудом В курсантском сундучке, на антресоли. ...Процессия осенней шла Москвой, И трубы медные вздыхали тяжко. Лежал берет на крышке гробовой В соседстве с генеральскою фуражкой. СВЕЖИЙ ВЕТЕР
"Я Родине предан и мыслью и делом..." Я Родине предан и мыслью и делом, Но как-то неловко вести разговор О том, что в мороз прикрывал ее телом, О том, что руками цементный раствор Замешивал, Чтобы схватился фундамент На месте былых глинобитных хибар, В поселках, что стали теперь городами, Кулеш деревянною ложкой хлебал. Соавторы мы и участники чуда. Себе не изменим, С пути не свернем, Какой бы крутой ни была амплитуда Меж завтрашним и послезавтрашним днем. И все-таки, Строгая даль идеала Зовет, чтоб не смели расслабить сердца Ни пустопорожние речи бахвала, Ни вздохи глупца, Ни восторги льстеца. Останутся в соотношении тонком Мечта и действительность, Цель и маршрут. А честь славословья доверим потомкам — Когда-нибудь пусть нас добром помянут. 1984 НАМ УДИВИТЕЛЬНО ПОВЕЗЛО Десятилетия позади... Виден предел. Ограничен срок. К Вечному огню подойди, Личный свой возложи цветок. Сколько б ресницы ни вытирал, Ни закрывал ладонью лица, Ясно прохожим, что ветеран. Люди поймут и простят бойца. Годы безжалостно рассечены На «до войны» И «после войны», А посередке — сама она: Жизнь-то одна, А смерть не одна — С фронта, с фланга, над головой... Как получилось, что ты живой? Новая юность, не обессудь, Что продолжаем на свете быть. Как соль, Как боль Проступает суть. Память доныне — как кровь сквозь бинт Но нас, пожалуйста, не жалей — Мы возвратились с минных полей. Нам удивительно повезло, Как бы ни было тяжело, Мы победители всех невзгод. Но убывает друзей число В грозной прогрессии — каждый год. Отдано пламени столько сил... Ну, отчитайся, как после жил. Как убеждался, что в мирном дне Мужество требуется вдвойне: Встречный, и часто неравный бой, Чтоб оставаться самим собой. Не отступая, свой бой веди, Верь, что победа — не позади — Жизнь продолжается, И она Не только тебе самому нужна: Юноша с девушкой ветреным днем, Когда изготовились петь соловьи, Держат над Вечным нашим огнем Чистые нежные руки свои. 1984 |
