" Не сю, иную тишину, " Не сю, иную тишину, как конь, подпрыгивая к Богу, хочу во всю ее длину озвучить думами и слогом, хочу я рано умереть в надежде: может быть, воскресну, не целиком, хотя б на треть, хотя б на день, о день чудесный: лесбийская струя воды вращает мельницы пропеллер, и деве чьи-то сны видны, когда их медленно пропели, о тело: солнце, сон, ручей! соборы осени высоки, когда я трех озер осоке лежу я Бога и ничей. ЛЕБЕДЬ Вокруг меня сидела дева, и к ней лицом, и к ней спиной стоял я, опершись о древо, и плыл карась на водопой. Плыл карась, макет заката, майский жук болотных вод, и зеленою заплатой лист кувшинки запер вход. Лебедь был сосудом утра, родич белым был цветам, он качался тут и там. Будто тетивою, круто изгибалась грудь на нем: он был не трелей соловьем! " Борзая, продолжая зайца, " Борзая, продолжая зайца, была протяжнее "Ау!" и рог одним трубил: спасайся! другим — свирепое: ату! Красивый бег лесной погони меня вытягивал в лассо, но, как бы видя резвый сон, свободен был я и спокоен. " Я и природу разлюбил: " Я и природу разлюбил: озера, темные лесами, зады прекрасные кобыл, на кои я смотрел часами. Печаль, и та мне тяжела, пейзаж, украшенный Данаей, иль в полдень тучная пчела, в поля летящая за данью, — все это, мысль не веселя, лишь раздражает, опостылев, и не касаются меня сады, от августа густые. ВСТУПЛЕНИЕ К ПОЭМЕ (ЛЕБЕДЬ) Благословен ночей исход в балеты пушкинских стихов, где свет, спрессованный во льды, широкой северной воды, еще не мысля, как извиться? блистает тканью белой птицы, и голос птицы той звуча, внушает мне ее печаль. Там я лечу, объятый розой, в покой украшенную позу, где дева, ждущая греха, лежит натурщицей стиха. Дыханье озвучив свирелью, над ней дитя рисует трелью глубокий бор, и в нем следы обутой в беса след беды. С тоской обычной для лагуны взирает дева на рисунок и видит справа, там, где дверь, в природу обозначил зверь, чья морда в мух гудящей свите длинна, как череп Нефертити, и разветвляются рога, как остов древнего цветка, Там ПТИЦА — ПЛОТЬ МОЕЙ ПЕЧАЛИ, то острова небес качает, то к водам голову склоня в них видит белого коня. " В часы бессонницы люблю я в кресле спать " В часы бессонницы люблю я в кресле спать и видеть сон неотличимый от тех картин, что наяву мной зримы, и, просыпаясь, видеть сон опять: старинное бюро, свеча, кровать, тяжелый стол, и двери, и за ними в пустом гробу лежит старуха вини — я к ней иду, чтоб в лоб поцеловать. Однако ночь творит полураспад: в углу виднеется забытый кем-то сад, томя сознанье падает паук, свет из окна приобретает шорох, лицо жены моей повернуто на юг, и всё — в печали, нет уже которой. " Гуляя в утреннем пейзаже, " Гуляя в утреннем пейзаже, я был заметно одинок, и с криком: «Маменьки, как страшен!» пустились дети наутек. Но видя все: и пруд, и древо, пустой гуляющими сад — из-под воды смотрела Ева, смотря обратно в небеса… " На небе молодые небеса " 1. На небе молодые небеса, и небом полон пруд, и куст склонился к небу, как счастливо опять спуститься в сад, доселе никогда в котором не был. Напротив звезд, лицом к небытию, обняв себя, я медленно стою… 2. И снова я взглянул на небеса. Печальные мои глаза лица увидели безоблачное небо, и в небе молодые небеса. От тех небес не отрывая глаз, любуясь ими, я смотрел на вас. " Напротив низкого заката, " Напротив низкого заката, дубовым деревом запрятан, глаза ладонями закрыв, нарушил я покой совы, что, эту тьму приняв за ночь, пугая мышь, метнулась прочь. Тогда, открыв глаза лица, я вновь увидел небеса: клубясь, клубились облака, светлела звездная река, и, не петляя между звезд, чью душу ангел этот нес: младенца, девы ли, отца? Глазами я догнал гонца, но, чрез крыло кивнув мне ликом, он скрылся в темном и великом. |
