" Неизличимо гибнут числа, " Неизличимо гибнут числа, пока бессилие мое живет с возлюбленной семьей, ночами одержимо мысля. Как госпитальный коридор, в потемках тянутся предместья, сродни которым ужас лестниц, как взморьем разреженный бор. Я под свечой пишу, читаю, покуда пухлый мотылек свечи изглоданный цветок по кругу рваному мотает. Кто пишет в полночь Рождества? Пружинящий по скату лыжник? Слепец, стучащий о булыжник? Беглец, не помнящий родства? Несостоявшаяся поэма Вступление Един над нами бог и потолок, метаморфозы года и природы, я отыщу смиренный уголок в своей душе для крохотной свободы, скворешник свой. По-зимнему один я проживу, как будто в карантине, как зверь на отрывающейся льдине, твердя себе, что мир для всех един. Канатоходец, ветренник, летун, мимо органной жести водостока, скользя по гололедице, найду твое окно, и выброшу из окон во след тебе толпу таких же лиц: канатоходцев, юношей, девиц. Убью твою любовницу. Вот нож. О страшный сон Иеронима Босха О запах разрывающихся кож, твоей любви, цветов твоих и воска. А фонари, как чьи-то души, рябь моей души тревожат и пугают, я не найду, но нечего терять, река моя, пустынница нагая, пророет ход подземный и уйдет к другой реке холодной и пустынной, и устья бесконечный поворот для каждого покажется единым. Сонеты к «Несостоявшейся поэме» 1 За голосом твоим, по следу твоему, За голосом твоим, по следу твоему, за голосом, как за предназначеньем, вдоль фонарей. Там улица в дыму холодного и тихого свеченья. Вот лестница! Укройся здесь. В словах. Ступая на разорванные плиты, ты — узница, ты — требуешь защиты, но ты мертва, и тень твоя мертва. Тянулась ночь. Так тянут за собой. Куда-нибудь. Так вытянуты ливни. Как хороша ты, господи, как дивна! Вот дым качает месяц голубой. Изломан март, и тянется трава, где улица, как тень твоя, мертва. 2 Троллейбусы уходят в темноту, Троллейбусы уходят в темноту, дрожат дворцы, опущенные в воду, и прирастают крыльями ко льду по-птичьему раскинутые своды. Опять ты здесь, безумец и летун, опять за ночь ты платишь чистоганом, и, словно мышь, накрытая стаканом, ты мечешься на каменном мосту. Всё — лжелюбовь: мгновенности реки, твои глаза, закрытые ладонью, и всплеск твоей опущенной руки. Нас всё равно когда-нибудь догонят. Нас приведут и спросят в темноту: зачем в ту ночь стояли на мосту? 3 Еще зима. Припомнить, так меня Еще зима. Припомнить, так меня в поэты посвящали не потери: ночных теней неслышная возня от улицы протянутая к двери. Полно теней. Так бело за окном, как обморок от самоисступленья, твои шаги, прибитые к ступеням, твою печаль отпразднуем вином. Так душен снег. Уходят облака одно в другом, за дикие ограды. О эта ночь сплошного снегопада! Так оторвись от тихого стекла! Троллейбусы уходят дребезжа. Вот комната, а вдруг она — душа? 4–5. Литературоведческие сонеты 1 И Мышкин по бульвару семенит, И Мышкин по бульвару семенит, сечется дождик будто не к добру. Я отщепенец, выкидыш семьи тащусь за ним в какой-то Петербург. Стекают капли вниз по позвонкам, я подсмотрю за ним, как я умру, Скажите, князь, к какому часу зван ваш милый дар, куда вы поутру. Ваш милый дар, похожий на шлепок. О, как каналы трутся вам о бок, когда один на улочках кривых вы тащите щемящий узелок. А после пишете с наклоном головы, как подобает вам: иду на вы! 2 Зима. Снежинки всё снуют Зима. Снежинки всё снуют. Бог с ними, с этой канителью! Ах, как же, князь, я узнаю… но, князь, вы ранее в шинели изволили. Как почерк ваш? всё тот, что был и не украден, ваш узелок, ваш саквояж, комочек боли, Христа ради!? Но лучше прочь от этих мест, от этой тени Петербурга, куда вы тащите свой крест один по страшным переулкам, как от удара, наклонясь? Куда спешить? Ограбят, князь. |
