Полдень Mгновенные шары скакалки я наблюдал из тихой тени. Передо мной резвились дети, но в бытие их не вникал я. Я созерцал, я зрил и только. День как разломленный на дольки тяжёлокожий апельсин прохладой оживлял без сил сидящих вдоль кустов старух. Кружился тополиный пух. Грудь девочки была плоска, на ней два матовых соска, как колпачки лепились к коже хотелось сделаться моложе, но солнцепёк, покой и розы склоняли к неподвижным позам, в квадрате с выжженным песком копался флегматичный мальчик и, обратясь ко мне лицом, в него воткнул свой жирный пальчик. Таким же отделясь квадратом, в Сахаре сохнул Авиатор. Скрипели вдоль аллей протезы и, незаметно розу срезав, пока сопливый мир детей ревел от полноты творенья я уходил в пробел деревьев в собранье неподвижных тел. " По надберегу, по мосту, по " По надберегу, по мосту, по всей душе, излинованной ливнем, пробивается ветер в упор к одичавшему за ночь заливу. А под тучами мчат облака, за блестящие шпили цепляясь, и открытая настежь река шевелит, как шаманит, цепями. По мостам, вдоль перил, о душа, цепеней под дурной непогодой, и, как ведьма, во мне замешай эту ночь, этот север и воду. В этих выплесках женственность та, что ещё доведет до убийства, и в печальном граале балтийском вдруг откроется как пустота. " Когда безденежный и пеший " Когда безденежный и пеший бегу по улицам один, осенней площадью помешан, осенним холодом гоним, и всадник мечется по следу на чудно вылитом коне, стихи случайные, как беды, они всего верней во мне. Но так недолог я над миром, когда с утра скользит река, когда последнее мерило к лицу прижатая рука, когда стою, и мир развернут, скользит река, и под мостом плыву, раскачиваясь мёртвый, на воду сорванным листом, но счастье всё-таки страшнее среди друзей, в тени жены. Беги тех радостей, Евгений, мы перебьёмся до весны! " Лицо — реке, о набережных плеск, " Лицо — реке, о набережных плеск, вся эта ночь, как памятник бессонна, и осень, обнажённая как крест, срывается на мокрые газоны. А я — изгой, река моя во мне, скользит по рёбрам, ударяя в душу, и мост уже не мост, не переезд, а обморока длинный промежуток. Срывая плащ, подрагивает мост, и фонари предутренние ранни, я подниму лицо твоё, как тост, за самое высокое изгнанье в поэзию, а тучи в облаках к над-берегу сбиваются и тонут, и тихая шевелится река, и мост над ней, как колокол, изогнут. Звони, мой мост, мой колокол, мой щит, соломинка моя, моя утрата, когда кричу я, осенью распятый, как страшно мне и горестно не жить. " По вестибюльной скуке города " По вестибюльной скуке города передвечернего, по скуке к дождю приподнятого ворота я узнаю о Петербурге подробности, и с ними в саду иду и мыслю непрестанно, пока слагается в осадок рассказ о буднях арестанта. ВАЛААМ Где лодка врезана в песок, кормой об озеро стуча, где мог бы чащи этой лось стоять, любя свою печаль, там я, надев очки слепца, смотрю на синие картины, по отпечаткам стоп в песках хочу узнать лицо мужчины. И потому как тот ушедший был ликом мрачен и безумен, вокруг меня сновали шершни, как будто я вчера здесь умер. 2. Где бледный швед, устав от качки, хватался за уступы камня, где гладкий ветер пас волну, прибив два тела к валуну, где шерстяной перчаткой брал я бока ярящихся шмелей, и чешуя ночных рыбалок сребрила с волн ползущий шлейф, и там я, расправляя лик твой, смотрел на сны озер и видел, как меж камней стоял великий, чело украсивший гордыней. " Вега рек на гривах свей, " Вега рек на гривах свей, пряжа пчел лесных — Онега, нега утренних церквей на холмах ночного брега… Где колеблющимся зноем, утопив стопы в песок, ты стояла предо мною, глядя Господу в лицо. |