(Время создания цикла — 1962 год) " Зов быка, трубный голод гона, " Зов быка, трубный голод гона, по дорогам всплывают деревья, как мертвые птицы, снова грязь и тоска, и апрельская прель по газонам, снова запах травы и сверкание серой столицы. Каждый хочет дожить до весны, до любви, до рассвета, каждый хочет дожить до раскрывшихся почек и веток. Вот приходит весна, одиноко стуча каблуками, и плывут по реке в облаках прошлогодние листья, полстолицы в тени, полстолицы холодного камня, и висит, как в петле, тишина полутемной больницы. Вот плывут по реке, вот текут по реке, исчезая, мимо длинных дворцов, под мосты, никуда, ниоткуда, так зачем я смотрю и теряю и вновь провожаю, словно что-то найду и уже никогда не забуду. Возвратись, моя осень, моя золотая корона, мой пустынный полет и надорванный край небосклона. Вот приходит весна, и качается сумрачный воздух, я сейчас провожаю уже умиравшие листья, а осенняя прель окунается в новую воду, и глядят на меня из воды отраженные лица. " Се аз на Зеях стог времен " Се аз на Зеях стог времен где мозг изрыт ходами мысли в урусах каменных умрем — портрет непоправимой мысли пейзаж где времени нескор и тело лодкою звучит в урусах каменных озер красива бденья ночь свечи и там, где в погребке лесном бродили молодые вина в краю лосей и мешковины подставив Ладоге лицо стоял в лесничестве один я " Не пустой, не совсем пустой магазин цветов " Не пустой, не совсем пустой магазин цветов, стены которого длинные зеркала. Одинокая пара, одинокая пара, одинокая пара выбирает цветы: цикламены, гвоздики (я не помню, какие вы любите, но и те) — где розы мои? где фиалки мои? где светлоокий месяц мой? — вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой… где розы мои? где фиалки мои? где светлоокий месяц мой? — вот розы твои. Вот фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой. Из дверей магазина цветов выходят люди с гвоздиками, цикламенами (я не помню, какие вы любите, но и с теми). (Можно для верности заглянуть через стекло витрины вглубь помещения, где всё еще бродит одна-единственная пара, выбирая цветы). Люди выходят из дверей магазина и смешиваются с общей толпой: где розы мои? где фиалки мои? где светлоокий месяц мой? — вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой. Идут люди. Приближаются, размываются внефокусом, проходят. Идут люди. Приближаются, размываются внефокусом, проходят. Стоп. Один из них. Улица снялась со стоп-кадра, но внимание не на всей толпе, а только на том человеке, который был замечен. Следим, следим и… отпускаем. Новый заход с прежней точки — провожается другой человек. Затем еще один. Еще один. Звуковой фон — гомон многолюдного места: шарканье, шуршанье, обрывки речи. (Можно быстро приблизиться к какой-либо беседующей паре или группе, услышать, о чем они говорят, и — забыть о них. Можно услышать диалог в том виде, в каком он происходит, а можно и пустить его на большой скорости, чтобы люди заговорили по-птичьи. Можно всем говорящим вместо их внешнего диалога подложить истинный: где розы мои? где фиалки мои? где светлоокий месяц мой? — вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой, — так что все будут произносить только эти стихи.) Жуткий звук. Он — и всё замерло. Медленно, рывками (через частые стоп-кадры) поворачиваются лица: на тротуаре человек лежит. (Это может быть истинный случай, но и не исключена провокация.) Суета вокруг лежащего, данная синхронно, как и всё, что будет происходить в фильме. Прямая речь «На острие копья замешан мой хлеб», — сказал Архилох. «Скучно на этом свете, господа», — сказал Гоголь. «Дико хочу что-нибудь в желудок», — сказал Мельц. «Я жить хочу», — сказал Пушкин. «Со мной случился «Бобок», — сказал Михнов-Войтенко. «Творчество или торчество», — сказал Галецкий. «Хорошо, что мы видимся только для любви», — сказал дядя. «Блаженны нищие духом», — сказал Иисус Христос. «Видишь, каким стилистическим оборотам научила меня жизнь моя», — сказал Швейгольц. «Бог весь во всём», — сказал П. Тейяр де Шарден. «Как безобразна молодость», — сказал Михнов-Войтенко. «Что толку в том, что мы любим нас?» — сказал дядя. «Эфирные насекомые», — сказал Гоголь. «Пью, опершись на копье», — сказал Архилох. «Отцы ваши — где они? да и пророки, будут ли они вечно жить?» — сказано в Библии. «О стыд, ты в тягость мне», — сказал Пастернак. «Здесь всё меня переживет», — сказала Ахматова. «Любовь», — сказал Галецкий. Альтшулер сказал глупость. «Где хоть что-нибудь?» — сказал дядя. «Nevermore», — сказал Эдгар По. «Ничто», — сказал Галецкий. "Никому не нужно то, что мне нужно " Никому не нужно то, что мне нужно. Никому не нужно то, что нам нужно. Никому не нужно то, что всем нужно. СТИХИ " Я, как спора, просплю до весеннего льда, " Я, как спора, просплю до весеннего льда, до ментоловой свежести марта, когда выгонит в степь, чтобы дальше удрать, время — лист непросохших помарок. Когда солнца квадраты, ложась на паркет, пыль поднимут, как стадо по шляху, я останусь один там, где царственный кедр, что ни пень — стародавняя плаха. И, заткнув топорище за красный кушак, дровосек, в первородности дятел, я прикинусь собой и с серьгою в ушах приценюсь к себе: важно ли спятил? Там купается соболь в полдневном снегу, вьются лисы, подобные дыму, ну а если и впредь я уйти не смогу, на глаза пятаки положи мне. |
