Единственное, что достойно и человека и места в этой непристойной ротонде, — это огромная круглая лампа с сорока восемью рожками, около двенадцати футов в диаметре, которую в двенадцатом веке Барбаросса принес в дар Карлу Великому. Эта лампа, сделанная из меди и золоченого серебра, имеет форму императорской короны; она свисает над самой плитой из черного мрамора на железной цепи, в которой девяносто футов длины.
Сама же плита имеет около девяти футов длины и семь — ширины.
Впрочем, совершенно очевидно, что на этом самом месте когда-то находилась совсем другая гробница Карла. Ничто не говорит о том, что эта черная плита, обрамленная узенькой полоской меди и окруженная бордюром из белого мрамора, действительно является старинной. Что касается до надписи Carolo magno, то ей не более ста лет.
Карла Великого уже нет под этим камнем. В 1166 году Фридрих Барбаросса, святотатство которого не искупается великолепием лампы-короны, приказал выкопать останки великого императора. Католическая церковь приняла этот царственный скелет и разобрала его по косточкам, как это делают со святыми, чтобы из каждой сделать реликвию. В ближайшей ризнице священник показывает посетителям эти реликвии по установленной таксе, — за три франка семьдесят пять сантимов мне удалось увидеть десницу Карла Великого, десницу, которая держала земной шар, достопочтенные останки, на иссохшей коже которых нанесена следующая надпись, сделанная каким-нибудь писцом двенадцатого века за несколько лиаров: Brachium sancti Caroli magni. [97] После руки я увидел череп, тот самый череп, под которым созрела мысль о новой Европе, — ныне всякий церковный сторож может постучать по нему ногтем.
Все эти предметы хранятся в шкафу.
Деревянный шкаф, покрашенный в серый цвет, с золотыми украшениями, увенчанный фигурами ангелочков, похожих на амуров, о которых я только что говорил, — вот что представляет собою сегодня могила того самого Карла, блеск имени которого дошел до нас сквозь мглу десяти веков, который оставил этот мир, озарив имя свое двойным светом двух бессмертных понятий: sanctus, magnus — святой и великий, — двумя самыми возвышенными эпитетами, которыми небо и земля могут увенчать чело человека!
Поражают размеры этого черепа и этой руки: grandia ossa. [98] Действительно, Карл Великий был одним из тех редко встречающихся великих людей, которые являются одновременно и великанами. Сын Пипина Короткого был колосс не только умом, но и телом. Ступня его семь раз укладывалась в высоте его роста и стала мерой длины — футом. И эту царственную ступню, ступню Карла Великого, мы так безвкусно заменили метром, принеся историю и поэзию в жертву сомнительной выдумке, без которой человеческий род обходился шесть тысяч лет и которая называется метрической системой.
Роскошь внутренней отделки этого шкафа совершенно ошеломляет. Створки его изнутри покрыты изображениями, написанными по золоту; среди них я заметил восемь восхитительных панно, принадлежащих, без сомнения, кисти Альбрехта Дюрера. Кроме черепа и руки, в шкафу хранятся: рог Карла Великого — огромный полный клык слона, покрытый резьбой со стороны раструба; нательный крест Карла Великого, с которым он был похоронен и в который вставлен кусочек животворящего креста; прелестный ковчежец для мощей, относящийся к эпохе Возрождения, — дар Карла V, его испортили еще в прошлом веке лишними украшениями; четырнадцать золотых пластин, покрытых византийской чеканкой, — они украшали мраморное кресло великого императора; дарохранительница, на которой изображен силуэт Миланского собора, — это дар Филиппа II; веревка, которой был связан Иисус Христос во время крестного пути; кусочек губки, пропитанный желчью, которой его поили, когда он, распятый, висел на кресте; наконец плетеный пояс девы Марии и кожаный поясок Иисуса Христа. Этот узенький поясок, скрученный и спутанный как кнутик школяра, перебывал у трех императоров; от императора Константина, приложившего к нему свой sigillum, [99] — он виден и посейчас, мне удалось разглядеть его, — пояс попал к Гарун-аль-Рашиду, который и подарил его Карлу Великому.
Каждая из этих священных реликвий хранится в сверкающем готическом или византийском ларце, напоминающем микроскопическую часовню, обелиск или собор из литого золота, где роль витражей играют сапфиры, изумруды или брильянты.
Среди всех этих несметных сокровищ, собранных на двух полках этого шкафа, возвышаются, подобно двум горам из золота и драгоценных камней, две большие раки огромной ценности и поразительной красоты. В первой из них, более древней, византийской, с нишами, в которых находятся изображения шестнадцати императоров с коронами на головах, заключены все прочие останки Карла Великого; она никогда не открывается. Вторая, относящаяся к двенадцатому веку и подаренная церкви Фридрихом Барбароссой, содержит те знаменитые реликвии, о которых я говорил вам в начале этого письма. Ее открывают лишь раз в семь лет. И только одно это событие в 1496 году привлекло в церковь сто сорок две тысячи паломников и принесло ей за две недели восемьдесят тысяч золотых флоринов.
У этой раки всего один ключ. Он разломан на две части; одна из них хранится капитулом собора, другая — магистратурой города. Иногда раку открывают и в неурочное время, но только в чрезвычайных случаях — исключительно для коронованных особ. Когда нынешний король Пруссии был еще наследным принцем, он как-то потребовал, чтобы раку открыли для него. Ему было отказано в этом.
В другом шкафу, поменьше, я увидел модель германской короны Карла Великого, сделанную из золоченого серебра. Германская корона Карла, увенчанная крестом, осыпанная драгоценными камнями и камеями, представляет собою полный венец; к нему припаян полувенец, идущий от лба к затылку; этому полувенцу придана форма рога венецианских дожей. Из трех корон, которыми десять веков тому назад был увенчан Карл Великий — император Германии, король Франции и король Ломбардии, — первая, императорская, хранится в Вене, вторая, корона Франции, — в Реймсе, третья, железная, — в Милане. [100]
Когда мы вышли из ризницы, сторож поручил меня швейцару, который пустился бегом по церкви впереди меня, время от времени открывая передо мною ниши и шкафы, за потемневшими дверцами которых блистали сказочные богатства.
Так кафедра, имевшая снаружи вид простой кафедры в деревенской церкви, освобожденная от своего отвратительного футляра из рыжеватого дерева, предстала внезапно в виде сверкающей золоченой башни. Эта кафедра — поистине чудо мастерства резчика и ювелира — дарована собору Генрихом II. Глубокая византийская резьба по слоновой кости, чаша с подставкой из горного хрусталя, огромный оникс девяти пядей длины — все вставлено в этот золоченый панцирь, который облекает пастыря, проповедующего во славу божию; на задней ее панели изображен Карл Великий, несущий в руках Ахенский собор.
Кафедра эта стоит в углу на хорах, занимающих прелестную абсиду, построенную в 1358 году. Вместо цветных стекол здесь сверху донизу вставлены матовые. На месте пышной гробницы Оттона III, строителя купола, стоявшей когда-то у входа на хоры и разрушенной в 1794 году, лежит плоский камень. Рядом с восхитительным сводом четырнадцатого века высится подаренный императрицей Жозефиной орган — образец дурного вкуса 1804 года. Своды, столбы, колонны, статуи и хоры — все размалевано красками.
Посреди этой поруганной абсиды трепещет от негодования вспугнутый бронзовый орел Оттона III, превращенный в налой; разинув клюв, с гневом во взоре, с полураскрытыми крыльями, он как будто негодует на то, что вынужден служить подставкой для требника, — он, которому подножием служит шар всемирной державы.
Следовало бы все-таки уважать этого орла. Когда Наполеон посетил собор, к земному шару, который сжимает в когтях орел Оттона, прикрепили изображение молнии; я видел эту молнию, прикрепленную по обе стороны императорской державы.
