Любопытный факт: в Мо раньше, чем в Париже, был устроен театр, как сообщается в манускрипте, найденном в здешней библиотеке, — настоящая театральная зала, построенная в 1547 году, напоминающая одновременно и античный цирк — вместо потолка там было натянуто полотно, и современный театр — там были запиравшиеся на ключ ложи, которые отдавали внаем жителям Мо. В нем представляли мистерии. Некто Паскалус играл в них роль дьявола, и прозвище «дьявол» впоследствии сохранилось за ним. В 1562 году он предал город гугенотам, а через год католики повесили его, отчасти за то, что он предал город, а главным образом — за то, что он звался Дьяволом. Ныне в Париже двадцать театров, а в этом городе Шампани нет уже ни одного. Утверждают, будто он этим гордится; похоже, значит, что Мо гордится тем, что он не Париж.

Вообще этот край полон воспоминаний о веке Людовика XIV. Здесь, в Ферте-су-Жуар жил герцог Сен-Симон; в Мо — Боссюэ; в Ферте-Милон — Расин; в Шато-Тьерри — Лафонтен. И все это — в округе из двенадцати лье. Великолепный вельможа — рядом с великим епископом. Трагедия — бок о бок с басней.

Когда я выходил из собора, солнце было окутано дымкой, и я смог рассмотреть фасад. Самое интересное на нем — фронтон главного портала. В верхней его части изображена Жанна, супруга Филиппа Красивого, на деньги которой, уже после ее смерти, была построена эта церковь. Королева Франции, держа свой собор на ладони, стоит пред вратами рая, которые святой Петр широко распахнул перед нею. А позади королевы жмется прекрасный король Филипп с видом бедного просителя. Очень тонко изваянная королева, в великолепном уборе, указывает взглядом через плечо на беднягу короля и как бы говорит святому Петру: «Пустите-ка уж и его заодно!»

Ахен, 6 августа

Для больного Ахен — это прежде всего минеральный источник, горячий, холодный, железистый, сернистый; для туриста — это край народных празднеств и музыки; для паломника — это рака со священными реликвиями, увидеть которые можно только раз в семь лет: одеждами девы Марии, пеленками младенца Иисуса, покрывалом, на котором был обезглавлен Иоанн Креститель; для любителя старины — это монастырь для знатных девиц, расположенный в бывшем мужском монастыре, построенном святым Григорием, сыном Никифора, императора Византии; здание этого монастыря является наследственным достоянием его теперешней настоятельницы; для любителя охоты — это долина, которую прежде называли porcetum. [93] Долина вепрей, название, которое ныне произносится Борсетт; для предпринимателя — это источник щелочной воды, пригодной для промывки шерсти; для купца — это фабрика, где производят сукно, казимир, иголки и булавки; для того же, кто не является ни купцом, ни предпринимателем, ни охотником, ни любителем старины, ни паломником, ни больным, — это город Карла Великого.

В самом деле, Карл Великий родился и умер в Ахене. Он родился в старинном полуроманском замке франкских королей, от которого сохранилась только башня Грануса, ныне являющаяся частью здания городской ратуши. Он погребен здесь в часовне, построенной в 796 году, через два года после смерти его супруги Фастрады; папа Лев III освятил в 804 году эту церковь, и в день этого храмового праздника, гласит предание, два епископа из Тонгра, умершие и погребенные в Маастрихте, восстали из своих гробниц, чтобы пополнить процессию из трехсот шестидесяти пяти архиепископов и епископов, каждый из которых должен был изображать в этой церемонии один из дней года.

Эта историческая и легендарная часовня, давшая городу свое имя за тысячелетие не раз подвергалась переделкам. [94]

Приехав в Ахен, я тотчас же отправился в эту церковь. Вот как она выглядит, если подойти к ней с фасада.

Портал времен Людовика XV, из серо-голубого гранита с бронзовыми дверями восьмого века, кое-как прилепился к каменной стене каролингской эпохи, завершенной рядом романских арок. Выше этой архивольты — красивый готический ярус с богатой резьбой, в котором легко узнать строгие линии стрельчатого свода четырнадцатого века; и все это увенчивается отвратительной кирпичной кладкой и шиферной крышей, которые сделаны лет двадцать тому назад. Направо от входа, на гранитном постаменте, возвышается огромная сосновая шишка из римской бронзы, а по другую сторону, на другом постаменте, — бронзовая волчица, тоже римская и тоже древняя, повернувшая вполоборота к посетителям оскаленную пасть.

(Простите, друг мой, но здесь я прошу позволения открыть скобки.

Эта сосновая шишка имеет вполне определенное значение, так же как и эта волчица или волк, — мне не удалось окончательно установить пол этого бронзового зверя. Вот что рассказывают об этом здешние старушки-пряхи:

Давным-давно, много лет тому назад, задумали жители Ахена построить церковь. Сложились, собрали деньги и приступили к делу. Заложили фундамент, возвели стены, начали плотницкие работы, и в течение шести месяцев в воздухе стоял оглушительный шум топоров, пил и молотков. Но к концу шестого месяца все деньги были истрачены. Воззвали к паломникам, вывесили оловянную кружку у двери церкви, но в ней едва-едва набралось несколько серебряных монет и медяков. Что делать? Собрались отцы города, стали ломать себе головы — думать, рассуждать и советоваться. Рабочие отказывались продолжать работы, и новые камни покинутого здания уже начинали постепенно зарастать травами, колючим кустарником, плющом и другими дерзкими растениями, которые всегда завладевают местом, покинутым людьми. Неужели так и бросить церковь недостроенной? Совет доблестных бургомистров не знал, что предпринять.

И вот, в то время как они рассуждали обо всем этом, откуда ни возьмись какой-то незнакомец, высокий ростом и недурной лицом.

— Здравствуйте, бюргеры. Что у вас тут случилось? Да вы, я вижу, совсем растерялись? Вас беспокоит история с церковью? Не знаете, как ее закончить? Говорят, вам не хватает денег?

— Прохожий, — говорят советники, — подите-ка вы к черту! Нам нужен по крайней мере миллион золотых.

— Вот он, — говорит незнакомец. И, открыв окно, он показал советникам огромную повозку, стоявшую на площади у входа в ратушу. В нее было впряжено десять пар волов, и охраняли ее двадцать африканских негров, вооруженных до зубов.

Один из бургомистров спустился вниз вместе с незнакомцем, взял наудачу первый попавшийся из мешков, которыми была нагружена повозка, затем оба вернулись в комнату. Мешок опорожнили перед советниками; действительно — он был набит золотыми.

Советники вытаращили глаза и спросили незнакомца:

— Кто же вы, монсеньер?

— Дорогие мои простофили, я тот, у кого есть деньги. Что же вам еще надо? Я живу в Черном лесу, около озера Вильдзее, неподалеку от развалин Хайденштадта, города язычников. Я владею золотыми и серебряными рудниками, по ночам мои руки перебирают груды рубинов. Но вкусы у меня скромные, я все хандрю; целые дни я провожу, глядя, как резвятся вьюны и водяные тритоны в прозрачных водах озера, как растет среди скал Polygonum amphibium. [95] А теперь — довольно вопросов и всякого прочего вздора. Я развязал свой кошелек — пользуйтесь же этим. Вот вам миллион. Хотите вы его?

— Черт побери, еще бы! — сказали советники. — Мы сможем достроить нашу церковь.

— Что ж, берите. Но на одном условии.

— На каком же, монсеньер?

— Забирайте весь этот хлам, достраивайте церковь; но взамен обещайте мне первую попавшуюся душу — первую, которая войдет в церковь в тот самый день, когда все колокола, большие и малые, возвестят горожанам о дне освящения церкви.

— Вы — дьявол! — вскричали советники.

— Вы — дураки! — ответил Уриан.

Советники было попятились, дрожа и осеняя себя крестным знамением. Но Уриан был славным малым — он хохотал до упаду, позвякивая новенькими золотыми, и постепенно они успокоились и вступили в переговоры. Ведь дьявол умен — на то он и дьявол.