Долгий поход
«1-й день. Меня окружают безумцы. Из пустыни вернулась королева, сплошь покрытая грязью! И только для того, чтобы снова отправиться в глушь, прихватив серокожих и меня. Серокожие пришли в ужас, но не осмелились перечить, несмотря на то что их больше трех сотен. Все они лишились разума. Они же кобольды! Высоковаты и очень грязны, но кобольды, вне всякого сомнения! Но сами считают себя троллями, кого ни спроси! И Мадра, единственный настоящий тролль, как ни крути идет с Эмерелль, вместо того чтобы убить ее или по крайней мере вернуться со мной к Сканге, чтобы рассказать, где мы обнаружили Эмерелль. Олловейн, пожалуй, самый сумасшедший из всех. Меньше года тому назад он ходил, как раб, за толстыми задницами рогатых ящериц моего племени, собирая за ними дерьмо. Сейчас он и этого не помнит. Считает себя кем-то другим! Я единственный, кто может мыслить здраво среди всех этих безумцев. Я погиб!
2-й день. Они слишком медлительны! Вчера мы не прошли и пятнадцати миль. Эмерелль полагает, что среди пустыни есть несколько оазисов. Я знаю об оазисах, в конце концов, я там уже был. И поскольку я представляю эту пустыню, то представляю и то, что у нас слишком мало воды в запасе. Мы все погибнем! Если в эту глухомань забирается мое племя, то рогатые ящерицы несут десять козьих бурдюков на каждого лутина. А здесь не будет и одного козьего бурдюка на каждого! (…)
4-й день. Вода почти вся израсходована. Сегодня мы не прошли и восьми миль. Старикам и детям не хватает сил для этого путешествия. Мои чернила совсем загустели. Может быть, завтра я выпью их. Думаю, много в эту книгу я уже не запишу.
5-й день. Все утро она бегала туда-сюда. А затем взяла посох да и вонзила его в землю! Несколько мгновений спустя из песка хлынула вода. Я и забыл, кто она. Все преисполнились новой уверенности. Вечером она сидела голышом среди серокожих и позволила вымазать себя влажной глиной. Для бывшей королевы ведет она себя довольно бесстыдно. Сегодня все отдыхали. Я тоскую по нашим рогатым ящерицам. С ними путешествие гораздо проще. (…)
6-й день. Мадра странный! Тролль не разговаривает почти ни с кем из серокожих, но завел дружбу с некоторыми детьми. Когда опускаются сумерки, мы разбиваем лагерь и взрослые готовятся к своим странным ритуалам, дети приходят к нему. Он позволяет им взбираться на себя, как будто он — живая гора.
7-й день. Олловейн мухлюет! Я совершенно в этом уверен. Он подстрекает все больше серокожих играть с ним в кости, как только мы разбиваем вечерний лагерь. Ему слишком везет. А эти глупцы не замечают ничего из того, что он вытворяет. Разоряет их одного за другим. Он уже сколотил себе небольшое состояние из тыкв и опалов.
9-й день. Мадра выглядит так, словно его бросили в кипящую воду. Вся кожа обгорела. В некоторых местах даже кровь течет. Я не ожидал, что тролль умрет первым. Серокожие держатся хорошо, пока получают достаточно воды. У Олловейна тоже сильно обгорело лицо. (…)
11-й день. Мадра обессилел. Я пытался отнять у него амулет, но Эмерелль не отходит от громилы. Пока он мог ходить, ее к себе даже не подпускал. Похоже, остроухая спасет его. Это ж надо! Чтобы именно она лечила тролля! Она не такая, как я ожидал. Вне всякого сомнения, она жестока. Заставляет целое племя кобольдов против воли тащиться в пустыню, а потом спасает тролля. Я ее не понимаю! (…)
14-й день. Я уверен, что нам конец! Утром мы прошли мимо скелета рогатой ящерицы. Еще видны рисунки на засыпанном песком панцире. Она принадлежала не моему племени. Но я знаю, что нельзя идти дальше, чем ходят по пустыне рогатые ящерицы. Я совершенно четко помню, что мне об этом рассказывал мастер Громьян, мой учитель. Альвы хорошо продумали пустыню. Существует определенное предельное количество воды, которую можно унести с собой, утверждал Громьян. И оно у всех, как бы там ни было, совершенно одинаково. Разумный пройдет только половину пути до этого предела, в противном случае живым ему не вернуться. Тот, кто упрямо идет до конца, страдает от жажды. Тот же, кто переходит границу, потому что крадет воду у других или, как Эмерелль, выбивает из земли там, где ее быть не должно, придет в место, где земля источает яд. Там закончится его жизнь. Боюсь, Эмерелль отведет нас именно туда. Я не понимаю, зачем она сохраняет жизнь всем, чтобы потом предоставить страшной судьбе. Несмотря на то что я знаю, куда нас несет, вернуться я не могу. Мне не хватит воды! Серокожие тоже, похоже, знают, куда ведет дорога. Еще вчера забеспокоились и они. Их старейшины то и дело пытаются поговорить с Эмерелль, но она закрыла уши для жалоб (…)».
Из дневника Никодемуса Глопса, том IV, «По запретным путям — мое путешествие с троллем Мадрой и другими», с. 43 и далее.
Бессмертный
Элодия испуганно огляделась. Никогда еще не бывала она в столь странных покоях. Не таким она представляла себе королевский замок. Но что она может знать? Ее брата Жеана они просто увели. Они были грубы, но ребенка не били. И ее тоже. Никто не тронул ее на пути к королевскому двору. Этого она тоже не ожидала. Она ведь знала, кем они ее считают.
— Идем, девочка.
Ее вел мужчина с остроконечной бородкой и глубоко посаженными глазами. На нем была одежда, похожая на ту, которую носили священнослужители Тьюреда. Впрочем, она была черной и, похоже, пошита из гораздо лучшей ткани.
Золотая цепочка с тяжелым медальоном, на котором изображена голова льва, при каждом шаге раскачивалась на груди.
Мужчина был очень высок и худощав.
— Тебе страшно? — вдруг спросил он.
Элодия робко кивнула. Они находились в большом зале, свод которого поддерживали колонны, а вдоль стен шли широкие лестницы. У нее было такое ощущение, что этот зал построили только ради лестниц! И он был больше любого дома в Нантуре.
Никого, кроме них, в зале с лестницами не было.
Мужчина со львом на цепочке не заметил ее кивка, но, похоже, расценил молчание как подтверждение.
— Лучше всего говори только тогда, когда тебя о чем-то спрашивают. Не нужно слишком беспокоиться. Ты красивая девушка. Смотреть на тебя приятно. Таких девушек, как ты, даже здесь немного. Важно одно. Не возражай ему! Этого он терпеть не может. Несмотря на то что он не похож на короля из сказок, он — неограниченный властитель Фаргона. Его слово — закон. И не важно, приветливое это слово или грубый приказ.
Она кивнула. Вспомнила, что он ее не видит.
— Я поняла.
Голос ее звучал очень хрипло. И горло сжималось. Она столько слышала о короле. Готова была ко всему. Даже если он отдаст приказ зарубить ее, не удивится. Такие истории ей доводилось слышать… Мол, из подкожной прослойки девушек он велит готовить себе мази, которыми натирает себя каждый день, и поэтому прожил так невероятно много лет.
Чем дальше они шли, тем хуже выглядела лестница. Стены ремонтировали не совсем подходящими материалами. Штукатурка, которую нанесли на поврежденные места, начала осыпаться.
Мужчина с амулетом в форме головы льва остановился перед дверью, казалось, сделанной полностью из золота.
В верхней ее части виднелся солнечный диск. Ниже перед домом, окруженным колоннами, стояли люди со звериными головами.
Ее провожатый громко постучал.
Элодия подошла ближе. Фигуры были не больше ее мизинца, но четкими и хорошо различимыми. У одного из мужчин была голова дикого кабана. У другого — коня. Маски?
Дверь распахнулась. В лицо ударила удушливая жара. Воздух был наполнен ароматами, знакомыми Элодии по храмовым башням церкви Тьюреда. Были здесь и другие, чужие запахи.
С потолка свисали широкие полупрозрачные белые полотна. Девушка увидела бронзовые чаши на массивных подставках в форме львиных лап, в которых тлели угли. Повсюду горели свечи.
Она только вошла в комнату и тут же взмокла.
Из-за развевающихся полотен нельзя было понять, насколько велик зал. Элодия посмотрела на потолок. Он был сделан из гипса или белого камня. В камне были вырезаны лошади с ангельскими крыльями. Выглядели они чудесно.
